О «российском глобализме» и провинции…

Вся сегодняшняя ситуация в мире, стране, регионе только на первый взгляд представляется абсурдной, запутанной, хаотичной, непрогнозируемой и непредсказуемой. Оттого пути выхода из этой ситуации рисуются исключительно в пессимистических тонах и ракурсах. На мой взгляд, апокалиптическое настроение, искусственно сформированное и насаждаемое в нашем обществе извне, как нельзя удачно совпадает с мироощущением и интересами российской элиты.

Современный мир переживает, вероятно, самую глобальную трансформацию – информационно-коммуникационную революцию. Если всего лишь полвека назад человек, получая определенную и весьма разнообразную информацию, имел время и возможности для ее обработки-анализа и на этой основе мог определить свое отношение к этой информации, т.е. выработать свое мнение и позицию, то в последнюю четверть века эти возможности резко сократились, если вообще не утрачены.
Время после распада СССР парадоксальным образом совпало с появлением перед человечеством опасного вызова, глобального риска – наступлением чрезмерной информационной избыточности. Современный человек испытывает огромные информационные перегрузки, под воздействием которых начинает мутировать не только его психика, а сама природа человеческого.
Возможности языка оказались безграничны, его функции – уникальны. Стоит признать, что одной из главных характерных черт сегодняшней реальности оказалась способность языка создавать, по сути, «псевдореальность». «Анализ» XX века уступил хаотичному, случайному, беспорядочному «потреблению» «готового текста» XXI века. Этим и завершается подчас «познание» мира индивидом. Отсутствие возможности критического и независимого наблюдения со стороны индивида превращает политический медиадискурс в «средство и метод» для манипулирования индивидуальным и общественным сознанием. Именно это «превращение» открыло перед политическими элитами огромные возможности в структурировании и конструировании не только общественного мнения либо социального сознания и мировоззрения, но и самого общества и социума.
Сегодняшний политический дискурс представляет, таким образом, стремительно развивающийся и крайне противоречивый процесс, внутри которого политические элиты в своих интересах, чаше всего – финансовых, реализует разнообразные способы интерпретации, «экспертного» осмысления, концептуального макро- и микроконструирования, «теоретико-методологических» репрезентаций политических и социальных реалий. Такого рода дискурс стал возможен в последнее двадцатилетие, когда окончательно сформировался процесс тотальной медиатизации жизни общества, превратившись в системообразующий фактор эпохи глобализации.
Наступление неолиберального глобализма сопровождается попытками, вполне эффективными и успешными, установления мирового тоталитаризма, т.е. абсолютного и всепоглощающего контроля над умами людей. В настоящее время глобалистская идеология, выросшая из стремления англосаксонской финансовой олигархии деньгами делать еще большие деньги, управляет сознанием населения и элит доброй половины Земного шара. Постепенно внедряя в это «сознание» мысль о пагубности идеологизации общества и вредности государственной идеологии, глобалисты умело навязывают свою собственную «сверхидеологию», новые «ценности» и «модернизированную» этику трудовых отношений. Главными постулатом этой «интеллектуальной» модели стало обязательное правило поведенческих практик: «то, что позволено одним, запрещено другим». В результате политика «двойных стандартов» плавно трансформировалась в глобальную систему государственного лицемерия. Вполне логично появление так называемых «обществ постфактов» (Пётр Померанцев), т.е. таких государственных, этноконфессиональных и общественных образований, которые зашли за грань правды и фактов, и в которых все, что угодно можно «выдавать» за факты.
Ответом на вызов глобалистов, впервые озвученным В.В. Путиным 10 лет назад на Мюнхенской конференции по безопасности, стала идея «русского мира». Президент России предложил миру новую мировоззренческую и общественно-экономическую модель развития. Вместо неолиберального глобализма под эгидой одного государства-нации и руководством финансовой элиты – программу построения многополюсного мира с укреплением государственного единства и сохранением национального своеобразия. Даже Х. Клинтон была вынуждена признать В.В. Путина лидером «глобального крайнего национализма», поскольку российский Президент выступает за преумножение всех наций, не исключая, конечно, и англосаксонский этнос. Вместо господства финансовой олигархии, банков и денег, монополий и экономических санкций – развитие национальных экономик и институтов материального и духовного производства, поддержка инноваций и честной конкуренции на рынке. Вместо стандартов безумного потребительства, праздности и роскошествования – принципы созидания, предпринимательства и разумности. Вместо аморальности, безответственности, вседозволенности – воспитание патриотизма, чувства долга и уважения к стране, народу, истории. У подобного мировоззрения появляются своеобразные «точки роста»: большинство британцев разочаровывается в мультикультуризме, а заодно и в ЕС, и голосуют за сохранение своей государственной и национальной идентичности, значительная часть американцев разочаровывается во власти финансовых спекулянтов и отдаёт свои симпатии человеку, ратующему за свои «американские» национальные интересы. Опросы показывают, что придерживающаяся этой же идеологии Марин Ле Пен, хоть не станет Президентом Франции, может обыграть своих конкурентов в первом апрельском туре.
Как это не парадоксально, но именно в России идея «русского мира» встретила неприятие и подвергалась «наступлению» со стороны глобализированного медиапространства. На это существует ряд причин. Во-первых, неожиданная и стремительная гибель советского единого государства – самый впечатляющий успех «глобалистов», привел в 20-летнее «смятение» часть национальных элит, ориентированных на сохранение своего могущества путем укрепления национальной идентичности и приумножения государственного суверенитета. Из оцепенения эта часть вышла под воздействием циничного и бесцеремонного поведения «глобалистов» в Грузии в 2008 г. и на Украине с 2013 г., объективно поставивших вопрос об уничтожении даже внешних признаков суверенитета государств на постсоветском пространстве. В силу этого идея «русского мира» не была логичным следствием мировоззренческой эволюции политэлиты, она всего лишь явилась реакцией на поиск какой-либо альтернативы глобализму. Во-вторых, сторонников этой спасительной для России как социума и государства, в конечном счете – для самой политэлиты, по-прежнему немного: Президент, часть его окружения, глава РПЦ… Подавляющее большинство российской политэлиты в силу сугубо эгоистических устремлений приняла самое непосредственное участие в уничтожении «советского эксперимента» и его замене на «глобалистский» проект. В-третьих, медиаполе полностью «контролируется» «глобалистским» политическим дискурсом, который, по сути, в данном случае замещает власть и проявляет себя исключительно «коммуникативно»: ставя перед обществом дискуссионные вопросы и, решая эти вопросы в категориях убеждения и скрытого принуждения путем интерпретации картины мира, заставляет социум занять выгодную ему позицию.
«Глобалистские» элиты получили возможность для своего дискурсивного выражения и воздействия через многочисленные медиаканалы, главными из которых выступили институты духовного воспроизводства, прежде всего, университеты. Так, Высшая школа экономики выступила инициатором двух самых «результативных» реформ в сфере науки и образования, нанесших и продолжающих наносить огромный ущерб: с 2001 г. поэтапно распространилось ЕГЭ, в 2013 г. в «научный клуб» превращена Академия наук. В настоящее время «глобалисты» озабочены стремлением как можно быстрее «интегрировать» российскую науку в глобальную научную сеть. В вузы директивным образом спущена задача публиковать научные статьи в журналах, индексируемых «Scopus» и «Web of Sience», да и преподавателям за подобные статьи «начисляют» больше баллов (соответственно выше зарплата), чем за статьи в изданиях индексируемых РИНЦ (Российский индекс научного цитирования).
Таким образом, следует констатировать, что глобалисты не только «выиграли Бородино», но уже «сожгли Москву» и «прибрали к рукам провинцию». «Провинциальная» составляющая глобалистского проекта пока серьезной экспертизе не подвергалась. Если 100 лет назад Ленин был уверен, что стоит власть захватить в столице, а «провинция пойдет за нами», то глобалисты не столь самоуверенны. Последовательно, целенаправленно, методично в провинции с успехом реализован глобалистский эксперимент.
Всего за 20 лет удалось в Саратове и других губернских и районных центрах-городах переформатировать экономику, власть, социум, элиты и сознание, т.е. создать абсолютно новое качество. Исключив оборонный сегмент из анализа, следует признать, что экономической основой провинциально-глобалистской модели является строительный бизнес. Дело здесь не в том, что строительство жилья дает максимальную прибыль и «кормит» ресурсоснабжающие организации и власть. Строительный бизнес решает более глубинные задачи: он создает социальную опору глобалистской идеологии потребительства и бездуховности. Благодаря дешевой ипотеке и автокредитам новые микрорайоны провинциальных городов стремительно заселяют молодые торговые представители и мерчендайзеры, сотрудницы банков и работники станций техобслуживания, мировоззрение которых объективно ограничено исключительно рамками социальных сетей. Почему-то медиаресурсы больше интересуют «кварталы мигрантов в Париже», нежели наши «молодежные микрорайоны», в которых действуют законы, устанавливаемые отнюдь не государством. Массовый захват земли под импровизированные автостоянки, по сути, создает мини-сообщества, спаянные общей одинаковой причастностью к беззаконию. Власть не контролирует ситуацию, а как показал недавний пожар в Краснодаре, эти районы недоступны даже для МЧС. Проблема «обманутых дольщиков» ясна. Это всего лишь намеренное создание благотворной коррупционной среды или, проще говоря, из самостроя-недостроя-долгостроя легче извлечь сверхприбыль и получить маржу всем, кто хоть как-то имеет причастность к строительству и сдаче дома в эксплуатацию и оформлению квартир в собственность. Государство пытается поставить хоть какие-то, чаще всего призрачные, преграды строителям «кущевок», однако комплексно этой проблемами, в том числе вопросами «перспектив» адаптации «моральных» мигрантов в собственном городе, никто не занимается.
Между тем, город покидает талантливая интеллектуальная молодежь. Благодаря ЕГЭ выпускники самых сильных школ выбирают столичные и зарубежные вузы, саратовские университеты комплектуются по остаточному принципу. Провинция объективно «категорически враждебна» «экономике знаний»: эти знания можно прилагать всего лишь в торговых центрах и филиалах столичных банков.
На мой взгляд, в ближайшие один-два месяца произойдет эпохальное событие: российские элиты должны определиться с философией избирательной кампании 2018 г. В сегодняшних условиях это однозначно выбору национальной идеи как долговременной стратегии развития России. То есть элиты будут вынуждены признать факт завершения «глобалистского» эксперимента в стране и перехода к воссозданию суверенной национальной модели развития. 100-летие Октябрьской революции – подходящий случай для реабилитации идеи социальной справедливости, явившейся главным побудительным мотивом для огромных масс людей, втянутых в процесс революционных трансформаций. Экспертному сообществу вполне по силам преодолеть период «разброда и шатания» и убедить хотя бы часть социума в рационализме советской модернизации XX века. Тем более, что «украинский тупик» может выступить в данном случае не только как успешный проект глобалистской перезагрузки мира, но и как возможный образец и результат отказа от советско-социалистического выбора. Это задача не одного дня. Но если на то будет политическая воля, осуществить «идеологический» переворот можно еще до марта 2018 г. Первостепенной задачей, легко решаемой административными методами, могла бы стать немедленная организация сети Исторических клубов при университетах с единой программой, желательностью посещения его школьными учителями истории, дистанционным влиянием и т.д.
Во-вторых, необходимо перевести в плоскость теоретических дискуссий идею о «российском народе». В настоящее время эта идея направлена против идеологии «русского мира» и является попыткой консервации представлений о расколе русского этноса как «безвозвратном» процессе. Еще более туманной, но далеко не безобидной для нашей многонациональной страны является идея о «российской нации как нации наций». В этой связи вновь уместно напоминание о советском опыте решения национального вопроса и том уровне межэтнического доверия в СССР, который позволил одержать Великую Победу.
В-третьих, было бы целесообразно актуализировать через медиапространство дискуссии об истоках Октябрьской революции. Пространство для исторических аналогий здесь «неохватно»: геополитическая «ловушка», разложение власти, конфликт элит, «корпоративность» чиновничества (так характеризовалась перед революции повальная коррумпированность российского чиновничества). Отдельной темой при этом должна стать проблема исторической опасности «революционаризма», по степени разрушительности вполне сравнимой с сегодняшним политическим терроризмом. Кстати, концепция терроризма как реакции на социальную неудовлетворенность и неравенство в официальной идеологии должна быть представлена в той же мере, сколь и теория об этноконфессиональных корнях этой производной глобалистской трансформации мира. Для элит такая постановка вопроса могла быть вполне воспринята в рамках «теории» повторяемости исторических «казусов» и одновременна как методологическая база извлечения исторических уроков.
В-четвертых, 100-летие Октябрьской революции – удобный повод разрушить главный, «монетаристский», постулат глобалистов и утвердить идею приоритета производящей экономики как одной из главных целей эволюции человечества. В этой связи российскому социуму станет понятной причина современного раскола российских элит и каждый может самостоятельно объяснить, почему Путин и Набиуллина по разному понимают и интерпретируют экономическую азбуку: Президент, убеждает нас, что экономический рост – это рост производства и доходов граждан, а глава Центробанка полагает, что экономический рост – это замедление темпов инфляции. Позиция Президента приводит нас к осознанию необходимости инвестирования в производство, а глава Центробанка заботится всего лишь об учетной ставке. Ситуацию с пониманием усугубляет подозрение, что эмиссия уже была произведена (где-то около 1 триллиона 700 млрд), еще больше запутывает это понимание осознание того, что до банков эти деньги дошли, а до бизнеса и производителей нет. Может это все догадки, но почему тогда банки с прибылью, а остальные – с убытками?
В-пятых, в рамках 100-летия Октябрьской революции целесообразно дать оценку масштабам духовного обнищания и нравственного разложения современного общества так называемых «грамотных потребителей». Здесь медикаментозное лечение, увы, уже не поможет, неизбежно хирургическое вмешательство. Поясню на примере допинг-скандала в российском спорте. Принято объяснять это геополитикой, информационной войной, нарастающей русофобией, двойными стандартами, лицемерием глобалистов и т.д. Государство, отрицая наличие допинг-системы, почему-то разрабатывает законы против допинг-системы. Социуму пытаются внушить мысль о том, что законы «потребительства» проникли во все поры российского общества, кроме … большого спорта. Якобы чиновники повально берут взятки, бизнес коррумпирован, шоу-бизнес безнравственен и т.д., ноо профессиональные биатлонисты и футболисты, штангисты и легкоатлеты – сплошь «патриоты своей страны, отказывающиеся от денег ради спортивных достижений и престижа своей страны. А если без иронии – российский спорт «обанкротила» глобалистская идеология «наживы», зарабатывания денег и достижения жизненного успеха любой ценой, в том числе и употребляя запрещенные препараты. Судьба российского спорта идентична судьбе российского авиапрома, поскольку истоки трагедии едины – 30-летнее торжество бездуховности и целенаправленного морального разложения и опустошения.
Главный вывод состоит в необходимости, по словам писателя Захара Прилепина, «российской перезагрузки». Начинать ее можно с банальной переориентации идеологических стереотипов: реабилитация русской истории как движения и борьбы народа за идеалы социальной справедливости, признание истории 1985-1990-х гг. периодом национальной измены правящих элит, мучительное осмысление последствий глобалистской модернизации в 2000-е годы, утверждение идеологии многополярного мира и укрепления национального суверенитета и идентичности.
Основной риск заключается в отсутствии социальной базы предлагаемой В.В. Путиным «российской реформации». Вряд ли способна ею стать «Единая Россия»; русская элита, как верно подметил Юрий Поляков, отсутствует; идея опереться на госкорпорации, конечно же, более эффективна и перспективна, но их могущество – следствие глобалистской модернизации… Выбор у В.В. Путина крайне ограничен и, по большому счету, сводится к неизбежности кадровой «революции»…

А.П. Мякшев