Сегодня: 05 декабря 2024, Четверг

Дмитрий Аяцков: Социальное доверие как необходимое условие успешной «перезагрузки» российского общества и экономики

Автор: Super User. Опубликовано в АНАЛИТИКА

Сегодняшняя пандемия очередного коронавируса продолжает вызывать у простого обывателя всё больше и больше вопросов. Не покидает ощущение, что для экспертного сообщества и властных структур каких-либо загадок по поводу места, времени, целей происхождения, «разрушительных» воздействий, способов «спасения» и «обуздания», «необходимости» вакцинации и «обязательности» прихода новой волны COVID-19 вообще не существует. Версий – невообразимое количество!

Удивительно, что гипотеза о коронавирусе как следствии межпартийной разборки между американскими демократами и республиканцами обсуждается крайне вяло и неохотно. Даже после того, как СМИ открыто заговорили о роли Сороса и якобы финансируемой им Антифы в сегодняшних беспорядках в США, реально грозящих глубоким национальным расколом государства! Однако, чем «убедительнее» становятся множащиеся на глазах «откровения» экспертов, чем «страшнее» звучат «заклинания» власти о последствиях выхода из режима самоизоляции, тем очевиднее, в той же скоростной прогрессии, обнаруживается желание населения попросту игнорировать сам факт присутствия в нашей жизни феномена под названием «пандемия коронавируса». А может быть всё дело в том, что эта самая пандемия похоронила остатки социального доверия в мире? В таком случае, американские беспорядки – неожиданное следствие неудачного и циничного «эксперимента» с COVID-19. А для русского человека, который по известному выражению А.С. Панарина, веру «ценит выше любых земных благ; тяготы современного политического кризиса чаще всего оцениваются с этих позиций: «некому больше верить»[1], пандемия предстала финальным актом процесса коррозии доверия, как в межличностных отношениях, так и во взаимодействии с властью?

Не секрет, что теория социального доверия увлекает всё больше и больше экспертов в области гуманитарного знания. Например, концепция межэтнического доверия многими этнологами рассматривается как оптимальный метод разрешения межнациональных противоречий в полиэтничной среде. В человеческих взаимоотношениях «доверие» обозначает «открытые, искренние, позитивные, уважительные взаимоотношения между людьми, каждый из которых уверен в порядочности и доброжелательности другого человека». В обществе «доверие», на наш взгляд, может отражать «совокупность представлений и действий субъекта, вызывающих у него уверенность в том, что группа, общность, власть в целом будет реализовывать свои функции таким образом, чтобы увеличить либо сохранить материальные и духовные ресурсы субъекта и обеспечить его сознательную готовность и убежденность делегировать группе, общности, власти реализацию этих функций». Таким образом, главным, системообразующим признаком доверия является обоюдное стремление человека-гражданина, социума и власти достичь лояльности во взаимоотношениях.

ХХI век демонстрирует окончательное крушение всех предшествующих, казалось бы, незыблемых, идеологических и политических конструкций. Свобода в ряде стран превращается в анархию либо охлократию, декларируемое всеобщее равенство перед законом оборачивается банальным беззаконием, стремление утвердить свое национальное достоинство приводит к национальной нетерпимости. Символом всего этого могло бы стать фото американских полицейских, стоящих на коленях перед толпой демонстрантов. Демократия, вообще, оказалась способной разрушать и обесценивать не только вековые добродетели и ценности, но государственное самосознание. Безусловно, я допускаю, что речь идет в данном случае, о превратном толковании либо циничной интерпретации понятий «свобода» и «демократия». И всё же вероятнее всего, пора признать, что ни «свобода», ни «демократия» не внесут сколь-нибудь адекватный порядок в окончательно разбалансированное мироустройство, и уж тем более, устаревший механизм взаимодействия государства и общества.

Между тем, объявленная государством система мер борьбы против пандемии коронавируса в России не учитывала сложившуюся и утвердившуюся в стране культурно-историческую ситуацию. На мой взгляд, к этому времени на постсоветском пространстве завершился процесс реформирования советской системы государственного управления. В массовое общественное сознание успешно (с помощью замещения советской системы образования ЕГЭ и новыми образовательными стандартами) была внедрена эмоциональная риторика национального самоопределения как результата многолетнего процесса распада «последней» империи. В действительности же историческое государство СССР (думаю, пора актуализировать термин «большая Россия»!) было разрушено современным поколением политиков! Сейчас мало кто из серьезных экспертов сомневается, что основными факторами упразднения советского государства выступили верхушечное согласие и воля советских и национальных элит, их ориентация на ценности западной демократии.

Таким образом, государственное управление в пятнадцати новых постсоветских государствах перешло к людям с «расщепленным государственным самосознанием», «ничего из прошлого не ценивших» и само государство «презиравших» в угоду «общечеловеческих прав». «Атомизация» и «раздробление» государственного самосознания овладевших властью элит происходили, главным образом, под воздействием «взахлёб» заимствованных приоритетных ценностей западной культуры, сопровождались отсутствием у новых элит компетентности, знаний, понимания происходящих событий, навыков научного управления сложными системами. Чудом, на мой взгляд, России в 1990-е годы удалось избежать такой гражданской войны, которая, к примеру, не миновала Таджикистан. Впрочем, не чудо, а по всей вероятности, страну спасло сохранявшееся в социуме устойчивое инерционное доверие всё еще остающегося по большему счёту советским общества к власти, которая как раз подобную философию только что отвергла.

За тридцать лет элите различными способами (самым эффективным из которых оказался метод, предложенный Г. Грефом: «Нельзя передавать власть в руки населения, поскольку как только люди поймут основу своего «я», управлять ими, манипулировать станет чрезвычайно тяжело») удалось «расщепить» не только гражданское государственное самосознание, но и сформировать маргинальное сознание у очень значительной части населения. И это при том, что в социальной памяти части взрослого населения Россия представала «русской цивилизацией», впервые в мире попытавшейся осуществить величайший социальный эксперимент, поставив в основу государственного строительства, экономического развития и общественных отношений приоритет социальных целей и социальной справедливости. Нельзя не учитывать, что маргинализировать сознание значительной части россиян удалось параллельно серьезному укреплению в обществе позиций мировых религий, прежде всего, православия, ислама и иудаизма.

Безусловно, наивно было бы утверждать, что постсоветская элита целенаправленно разрушала в массовом сознании россиян социалистическую либо христианскую систему ценностей, снижала уровень государственной лояльности, намеренно смещала чувства российских граждан в направлении негосударственных общностей, специально проводила вестернизацию и индивидуализацию сознания, упрямо отчуждала население от общественных проблем и насаждала повсеместную коррупцию. Это не так … Элиты всего лишь жаждали личного обогащения для небольшой группы семей, а цель эта могла быть достигнута вольно или невольно в силу вышеперечисленных реально осуществившихся в России глубинных трансформаций. Да и на роль «первопроходцев» и «прометеев» своеобразно понимаемого ими «социального» прогресса пришедшая к власти в 1990-е годы элита не претендовала. Всё это было хорошо известно и апробировано элитами коллективного Запада: не Чубайс – пионер процесса «уничтожения» коммунизма путем приватизации государственной собственности; не Греф придумал систему «оглупления» населения посредством ЕГЭ …

Представляется, что знаменитое «мюнхенское» заявление В.В. Путина о необходимости возвращения к многополярному мироустройству и восстановлению национального суверенитета знаменовало собой осознание частью российской элиты достижения допустимого предела структурной и институциональной рыхлости и несообразности в системе отношений личности, элиты и государства. За этим пределом замаячила тень распада, потенциально более трагичного, нежели развал советской державы … Патриотическая риторика, защита российских интересов в Южной Осетии, возвращение Крыма, восстановление обороноспособности, провозглашение Русского мира, поддержка «русской весны» в Донбассе, адекватный ответ антироссийским санкциям, курс на строительство российской нации и формирование гражданской идентичности позволили В.В. Путину не только создать уникальную ситуацию общественного доверия и значительно повысить уровень государственной лояльности населения (феномен получил название «крымский консенсус»), но и сформировать в мае 2018 г. программу «системной перезагрузки». Удары, наносимые по идеологии «путинской перезагрузки», были весьма ощутимы: пенсионная реформа, повышение НДС, критика «сирийского» сценария возвращения в мировую геополитику, дискредитация существующей государственной системы серией коррупционных скандалов грозили начисто разрушить «крымский консенсус». Однако самое тяжелое испытание ждало Россию зимой-весной 2020 г. Исчерпавший весь свой глобалистско-либеральный и олигархическо-финансовый потенциал Запад вынужден была приступить к собственной перезагрузке, в процессе которой России, как капиталистической сырьевой периферии, была уготована незавидная участь. Ситуация была усугублена очередной развернувшейся технологической революцией, американо-китайской войной за экономическое лидерство и грозящей национальным расколом конфронтацией между республиканцами и демократами в США.

На наш взгляд, предшествующие объявлению ВОЗ пандемии предложения В.В. Путина о существенных поправках в Конституцию РФ преследовали главную цель: в условиях глобальной системной трансформации всего мироустройства продемонстрировать решимость российского руководства осуществить «перезагрузку» по своему, заранее задуманному и продуманному сценарию. Представляется, что «разрушительная» роль карантина и самоизоляции, якобы «обваливших» экономику, сильно преувеличена. По моим собственным наблюдениям, добросовестный бизнес легко уже преодолел «вынужденную остановку», на «самозанятых» карантин повлиял мало, поскольку такого рода «дело» зависит исключительно от способностей, умений и трудолюбия труженика, а вот для «теневиков-бизнесменов» пандемия может стать «моментом истины»: либо легализовать и заново построить бизнес по предлагаемым государством правилам либо свернуть «свой свечной заводик». Никак не повлиял карантин на «нефтянку», роль которой неуклонно снижается. В мире грядет технологическая революция невиданных масштабов, символом которой может стать появление на российском рынке китайского дешевого, в полтора миллиона рублей, электромобиля. Карантин показал устойчивость энергетических сегментов и ЖКХ, по сути, важнейших для обеспечения жизнеспособности населения отраслей хозяйства. Всё это и дало возможность Президенту начать «системную перезагрузку».

То, что в период карантинных мер началась НПЭП («новая путинская экономическая политика»), свидетельствует существенное перенаправление финансовых потоков. Адресные денежные пособия и льготы малому бизнесу и малообеспеченным семьям с детьми; сохранение повысившихся в последнее время, хоть и незначительно, зарплат бюджетникам; проекты ограничения выплат топ-менеджерам госкорпораций явно показывают направление изменений в бюджетной политике государства. На процесс принятия поправок в Конституцию, убеждающих население в твердости намерений довести «модернизацию по-путински» до успешного финиша, карантин практически не повлиял. Думается, неслучайно одна из первых встреч Президента в обычном, уже «посткарантинном» режиме, была посвящена развитию IT-технологий – государство сигнализирует, что недавним успехам Илона Маска в самое ближайшее время будет составлена достойная конкуренция.

Но карантин и режим «самоизоляции» обнажил серьезную, возможно, главную, угрозу НПЭП. Речь идет о чрезвычайной ситуации в Норильске. Нет-нет, сомнений в том, что мазут из рек извлекут и экосистема будет восстановлена, нет! Ну, может быть, на это уйдет не 10 миллиардов рублей (так оценил стоимость восстановительных работ руководитель «Норникель» В.О. Потанин), а больше, но не это важно … Из ЧС в Норильске, произошедшей в период карантинной «изоляции» следует множество выводов, и все эти выводы для «путинской перезагрузки» могут иметь характер «титаника»!

Вывод первый: в стране есть олигархи, которые сформировали и формируют повестку: сначала прибыль, потом всё остальное! А заключение о том, что, мол, у нас олигархов нет, поскольку де в России отсутствуют «бизнесмены, использующие свои финансы для воздействия на политические процессы», мягко говоря, не убеждает… Вывод второй: региональная власть ситуацию на местах фактически не контролирует. Для Президента это очевидно: руководство в субъектах федерации не имеет программы действий («Что доклад-то? И закончил. А что делать-то? Вы же губернатор»); оно не обеспечивает руководство страны надежной информацией происходящего в субъектах («Мы чего, будем узнавать о чрезвычайных ситуациях из социальных сетей, что ли?»). В.В. Путин усомнился только в одном: «У вас там все в порядке со здоровьем?». Картина борьбы с пандемией в регионах также производит тягостное впечатление: в то время как местные руководители вещают, угрожают, уговаривают, приказывают «самоизолироваться», «индекс самоизоляции» стремится к единице из 5 баллов…

Вывод третий, он же – главный: в стране отсутствует система доверия и лояльности к государству, формировать такую систему власть пока не собирается. Т.е. программы социально-психологического конструирования реальности в России в духе «социального доверия и лояльности к государству» не существует. А ведь для этого необходимо всего-навсего изменить вектор общественного сознания: утвердить на общероссийском уровне приоритет общечеловеческих и нравственных ценностей, а также гражданской идентичности над эгоцентризмом, этноцентризмом, «нигилистски-амбивалентном сознанием бунтарского типа» (преодолевать всё это необходимо разом, а не по очереди!). В качестве первоочередной задачи руководителя любого ранга необходимо признать умение, способности и стремление любыми законными средствами снизить уровень отчуждения личности и общности от общественных и государственных проблем! А в качестве главной задачи идеологов и политических технологов, формирующих повестку внутренней политики можно провозгласить создание социального механизма доверия, позволяющего преодолеть сегодняшний хаос в геополитике, анархию и безвластие в «нациях-государствах», «когнитивный диссонанс» и разлом в душах и умах психически здоровых (пока) граждан. По сути, такой механизм социального доверия нам представляется как главное (не исключено – единственно возможное из оставшихся) условие не только формирования государственного самосознания, но сохранения человеческих сообществ по критерию адекватного восприятия окружающей среды и действительности. Ведь доверие по своей ментальной природе как раз и отражает личностную установку человека, его психическое и умственное состояние, в соответствии с которым он на уровне привычки, но вполне обдуманно и осознанно, полагается на общепринятое мнение в обществе, реагирует на управленческие решения власти, разделяет и принимает философию самого авторитетного лица в государстве, только потому, что все они вместе вносят и защищают истинные, а не выдуманные для оправдания и удержания власти кучки богатых семей, ценности и добродетели общности! Становление системы социального доверия может стартовать только при условии появления в обществе потребности вести себя адекватно, нормально и честно, проявляя способность и стремление к взаимопомощи с соседями, профессиональным сообществом, властью в строгом соответствии с общепринятыми нормами морали и нравственности, культурными и ментальными традициями, национальными обычаями, общими этическими ценностями.

Безусловно, формирования системы социального доверия в первую очередь зависит от инновационного потенциала российского общества и готовности самого общества, его стремления к достижению, творчеству, преобразованию и саморазвитию. Я не склонен переоценивать как инновационный потенциал, так и ценностно-ориентационную зрелость сегодняшнего российского социума, скорее, наоборот. Поэтому убежден, что начинать выстраивать систему социального доверия как антипод-противовес системе «социального рейтингования» и «цифрового концлагеря» необходимо с создания своеобразного механизма доверия к управленческой элите. Необходимо лишить не только легитимности, но добиться общественного неприятия ненаучных, но глубоко в России укоренившихся, принципов формирования управленческой элиты: «главный критерий – умение работать в команде», «главная задача управления – примирить региональные бизнес-элиты», «главный показатель успешности управления – обеспечение «правильных» результатов избирательных кампаний» и т.д. Абсолютно «антигосударственный» дискурс!

Стране нужна качественно другая управленческая элита. Как управленец с идеологией государственника могу утверждать: для формирования полезной для России новой управленческой элиты начинать необходимо с изменений компетенций, которые должны служить индикаторами доверия к власти и её отдельных представителей. Базисным стандартом качества управленца должна стать его государственная культура – комплекс знаний по истории и теории своего Российского государства, реализация своего деятельностного начала, способность поддерживать и направлять творческий потенциал коллектива. Вторым обязательным критерием квалифицированного управленца можно считать уровень государственно-гражданского образования: совокупность политологических, социологических, этнологических, экономических, правовых, психологических знаний, базирующихся на системе определенных ценностей и идеалов. В-третьих, любой представитель управленческой элиты должен обладать технологией государственной деятельности как искусством: уважать права человека; знать и уметь решать государственные проблемы, в том числе иметь навыки решать государственные задачи в нестандартных, нетипичных, форс-мажорных обстоятельствах. В-четвертых, управленческой элите на ментальном уровне должен быть внедрен системообразующий параметр: все свои действия и деятельность в целом, включая её планирование, определение направления и даже прогнозирование ее результата должно осуществляться в соответствии исключительно с государственными целями и задачами.

Деятельностные критерии необходимо внедрять при оценке качества работы управленца любого уровня: насколько эффективным было личное участие в разработке управленческого решения, какие решения способствовали достижению государственных целей, какие конкретно действия привели к полезным результатам, сколько талантливых членов руководимого коллектива сумели самостоятельно и творчески решить поставленные перед ним задачи и т.д. Пропуском в управленческую элиту должно стать непременное обязательство каждого начинающего управленца соблюдать статью 20 Конвенции ООН против коррупции, предполагающей неспособность управленца обосновать увеличение своих активов, превышающих его законные доходы, уголовно наказуемым деянием.

Представляется, что «путинская перезагрузка» осуществима лишь при создании такой мотивационной среды в нашем государстве, которая будет стимулировать доверительно-лояльное отношение социума к власти, а управленческую элиту ограничивать исключительно в рамках государственно-организационного поведения. НПЭП только в этом случае получит и политическую и социальную поддержку. Существует ли альтернатива? Думаю, нет … Эксперты практически единодушны: социальные антагонизмы, как подсказывает исторический опыт, редко разрешаемые мирным эволюционным путем, почти всегда – результат разрушения государственного самосознания, лояльности и социального доверия к управленческой элите и государственной системе в целом.


[1]Панарин А.С. Россия в цивилизационном процессе (между атлантизмом и евразийством). М.: ИФРАН, 2001. С. 175.

Рейтинг@Mail.ru