ПЕРЕРОЖДЕННЫЙ
Стоит впечатывать себе в душу и сердце в минуты тяжелых испытаний: даже если на одно возвышение произойдет тысяча падений - дело того стоит, одно восторженное чувство полета стоит дороже тысячи падений. Именно тогда приходит понимание, что в твоей жизни главный - ты, а не обстоятельства. И все страхи сгорят, исчезнут, уйдут невозвратно в небытие, а ты научишься подниматься после падений раз за разом, готовясь к новому полету ввысь.
РЕПА
Расколовшийся с грохотом и скрежетом на несколько рваных частей мир выбросил его тело в другую реальность. Его забрали из мира , в котором он (просто «он», поскольку ни имени, ни названия места где родился и жил, он не знал; память была стерильна как снег на Джомолунгме) блуждал в затягивающем мрачно - сером тумане в сопровождении хвостатых существ: то ли обезьян неизвестной породы, то ли бесов. Здесь его приняли бесцеремонно, точнее - грубо и безжалостно. Неизвестный голос, бесовски прозвучавший в воспаленном мозге, скрипуче пояснил: «Здесь тебе кран-дец, братуха». Кто-то очень больно пнул его в левое бедро стальным предметом. Ужасная боль пронзила тело и проникла в мозг, который мгновенно заполыхал острыми болевыми импульсами.
Он открыл глаза и застонал. Лучше б он это не делал. Тот тупой предмет, который больно пнул его в бедро, оказался здоровенным армейским ботинком. И теперь этот ботинок больно прижал его ухо, разрывая кожу, наехал на открывшийся глаз, проворачиваясь, царапая живую плоть. Черепная коробка затрещала словно грецкий орех, умело раскалываемый опытной рукой, точнее - ногой.
Визгливый голос владельца армейского берца, прижимающего его ухо, многократно полифонически повторяясь, казалось, клевал его откуда-то сверху:
-Ты что …, облевал все здесь, обгадил, теперь и пройти нельзя. Убью …
Через минуту другой голос - уверенный бас прервал визгливого обладателя ботинка:
- Уймись, Вован, это же Репа, местный алкаш, у него здесь рядом живут жена и дочь. Вали отсюда, ты ему все лицо расцарапал, болван. Если этот придурок сдохнет, тебя во всем обвинят и закатают лет на десять в пионерлагерь строгого режима.
Скоро ботинок продолжил цоканье стальными подковами куда-то в сторону. Боль от сокрушительных подошв ушла. Но лучше б она осталась, потому что внутри все начало ломать и выворачиваться. Не осталось ни ощущений, ни мыслей, ни слов - ничего. Все тело скручивало, трясло, позвоночник выгнулся дугой и тут же глухо, утробно стукнулся об асфальт. Мальчишеский голос пропищал:
- Смотри! Как его ломает! - Кто-то степенно пояснил: «Так он технический спирт с алкашами пил. Все уже сдохли, а этот живучий».
И тут же другой детский голос с надрывом прокри-чал:
- Папка! Папка! Вставай!!!
Несколько рук оттащили его с солнцепека, в сторону от тротуара. Детские руки поднесли ко рту пластиковый стаканчик с водой. Но попытка сделать несколько глотков оборвалась очередным приступом тошноты. Ему страстно захотелось вернуться в тот самый серый мир с обезьянами или с бесами, а может, лучше в никуда, только бы не оставаться в этом жутком мире ломающей, выворачивающей наизнанку боли.
Последующие сутки были для него сущим адом: грязный матрас, деревянный скрипучий пол, заляпанный смесью краски и грязных темно серых прожилок. На кровать его укладывать не собирались, поскольку непроизвольные конвульсии в любой момент могли бы выбросить его на пол. В комнату несколько раз заходила женщина небольшого роста, с отечным, утерявшим женские черты лицом. Она не утруждала себя особым уходом за больным, просто смотрела на него мутными бесчувственными глазами. При этом он осознавал, что никогда не знал эту женщину и никогда не видел это убогое жилище. Единственная ниточка в сознании связывала его с действительностью - это девочка, звавшая его «папка». Что-то было в этом голосе родное, пробившееся сквозь пелену полного забвения.
В голове роились другие воспоминания, точнее что-то другое пробивалось через его восприятие этого совершенно незнакомого, может, просто забытого мира.
Женщина, которая, возможно, была его женой в той, неизвестной ему жизни, наконец снизошла до лечения. Случилось это вечером. Она подошла к матрасу, присела и сунула ему в руки стакан, в котором плескалась прозрачная, неприятно пахнущая жидкость, водка.
Проворчала:
- Похмелись, а то ведь окочуришься на мою голову. - И грубо, сочно выматерилась.
Потом, видя, что он не может унять крупную дрожь в руках, приподняла его голову и влила немного в дергаю-щиеся губы. Это возымело действие. Репа сделал несколько движений, кадык на шее задергался, и казалось, что сейчас его стошнит. Но потом все успокоилось.
Губы невнятно прошептали:
- Так как меня звать?.. Похоже, просто Репа. Урод, и имя уродливое, позорная кличка.
Репа опять погрузился в тот непонятный и страшный мир, из которого хотел вырваться. В том мире властвовал серый туман, в серой полумгле ему соседствовали то ли обезьяны, то ли бесы с длинными, тугими на ощупь хвостами. Разделенное сознание уловило много неприятного: мерзкие запахи, шипящие звуки, мельтешение и кривлянье бесовских морд перед глазами. Временами сознание, возмущенное этими картинками, напоминало об ужасных болях, судорогах в той, другой реальности. Там было солнце, чистый воздух, детские голоса. Среди них - один голос, притягивающий с особой силой, в нем было что-то пронзительно-чистое. Но следом вспоминался армейский черный ботинок, приносящий боль и страдание. И тогда приходило решение: там, в другом мире, все сложнее, но боли в той реальности намного больше, а значит - там много хуже, чем в этом бесовском хаосе.
КРОВИНУШКА
Неведомый, насыщенный металлом голос, прозвучав-ший громко и четко прямо в голове, прервал размышления Репы:
- Твой мозг перестал мыслить, ты склонен к самым простым, примитивным решениям. - После короткого смешка голос вынес вердикт: - Я бы тебя просто сбросил к любезным тебе бесам. Но по законам Перехода тебе дается право выбора, ты должен постоять на грани. Можешь понимать это как обязанность осознанного выбора. Так что за тобой право и одновременно обязанность выбрать, где коротать свой век. ВЫБИРАЙ!
В следующее мгновение Репа ощутил себя идущим по острой, с каменными заусенцами, поверхности горного хребта. Слева и справа смертельно крутой спуск вел в горные долины. Острая грань шла далеко вперед и терялась в туманной дымке. Ступни врезались в каменное острие, ломаной нескончаемой линией уходящее вперед. Было больно, текла кровь. Каждый шаг в стремлении избавиться от режущей боли, найти площадку без режущей острой кромки, приводил к новым порезам и вызывал еще большие приступы боли. Слева виднелась долина, заполненная серым туманом, из которого выглядывали силуэты бесов, выплясывающих под неслышную мелодию странный танец. С другой стороны виднелись фрагменты мира, озаренные ярким солнцем. В этом мире было буйство красок и с прон-зительной четкостью высвечивались детали его, Репы, жизни. Невидимый бинокль приблизил отдаленные картинки и стала видна жалкая лачуга с покосившимися, вросшими в землю стенами. Под такой же покосившейся крышей, крытой заросшим зеленым мохом шифером с трещинами и подтеками, в убогой комнате лежал он, Репа, точнее, его тело с посиневшими губами, на сжатых уголках которых накапливалась и вскипала ядовито-желтыми пузырями пена. Руки и верхняя часть тела мелко подергивались. Женский равнодушный голос проговорил:
- Кажись, Богу душу отдает. Вон у него вся печень уже через губы выходит. Печень, она первая от спирта сгорает. Так что прощевай, Никитка.
Репа явственно услышал, что настоящее его имя «Никита». Значит Репа - просто обидная кличка, - всплыло в угасающем сознании.
От этих мыслей сознание вернулось и Никита-Репа возвратился на острие хребта. Опять непереносимой болью отдались порезы на голых ступнях. Его качнуло влево, в серый туман. Никита удержался, встал на четвереньки, ухватился за острые грани руками. Почувствовал боль в пальцах и ладонях, из которых стала сочиться кровь. Опять качнуло влево. Вспомнились судорожные боли и жесткий армейский сапог, ввинчивающийся в левый глаз и в надбровье. Захотелось, чтобы все скорее кончилось. Пусть будут серость, запах гнили, разложения и бесы с обезьяньими хвостами. Они хоть и гримасничают, но не бьют коваными ботинками. И самое главное - там, в сером тумане, нет боли и страданий.
Никита почувствовал, как его явственно потянуло влево, судорожно сжимавшие острый базальт руки стали ослабевать.
- Ну и пусть, - решил Никита. Онемевшие от судорожного усилия пальцы стали неметь и вот уже левая ладонь отпустила режущую грань.
Его готовое к исполнению решение нарушил детский крик:
- Папка, не умирай! Я тебя люблю, папка, слышишь! Я тебя всю жизнь на руках носить буду, только не умирай. Ты самый добрый, ты самый лучший из всех. Ты умрешь - я одна останусь на этом свете. Слышишь? Не умирай!
Никита мгновением оборвал все мысли, уперся в ба-зальтовое острие, чувствуя боль, рвущуюся из ран кровь, оттолкнулся одним движением и прыгнул спиной вперед вправо, вниз, прямо на детский голос.
Очнулся, ощущая остатки боли в пораненных ступнях и пальцах. Детский голосок затих, удалился. На смену пришел женский голос, вещавший ему ранее смерть:
- Кажись, представился перед Господом нашим.
Никита кашлянул, выплюнул комок горькой слюны и прошептал:
- Пить дайте, боголюбы чертовы.
Через минуту он уверенно, громко утробно булькая, глотал чистую воду. Выпил до самого донышка полстакана, лизнул последнюю капельку на кромке и выругался:
- Что, воды жалко? Я же просил, дайте попить.
С удовольствием, врастяжку выпил полный стакан, ощутил в нем неприятный хлорный привкус, и сел, опер-шись на кривую стенку.
Женский голос, звучащий словно из-за ватной стены, прогнусавил:
- Вот чудо, ожил. И слава Богу! А ведь это Машка его с того света позвала. Говорят же: детское желание бывает посильнее Божьего призыва.
Тем временем шею Никиты обняли детские ручки. В голове, вверху справа что-то зашевелилось, укололо мел-кими целительными уколами, и побежали странным обра-зом мысли:
- Значит Маша, дочка, та, что выбор сделала, для меня важнее Божьего вердикта, - Мысли у Никиты побежали четкие, в то же время, непонятные. Для него все было новым. Он не помнил ни зрительно, ни ощущениями этой своей убогой каморки, ни женщины, претендовавшей на звание жены. Лишь дочка Маша была единственным существом в этом неизвестным мире, в котором его удержало одно - преданная любовь одного маленького человечка.
Тут Никита вспомнил о ступнях ног и ладонях рук, изрезанных острыми как бритва гранями базальта. С удивлением обнаружил на обеих ладонях и подушечках пальцев белесые шрамы. На ногах свежих белесых шрамов, окруженных розовой кожей, нарождающейся под действием каких-то чудотворных сил, было намного больше.
В голове, под правой частью черепной коробки вновь четко и явственно укололи невидимые иголочки, защелкал какой-то странный метроном. Словно кто-то могучий и милостивый начал отсчет его новой жизни, дал ему шанс начать новый жизненный путь.
Воспользовавшись тем, что неизвестная женщина вышла из комнаты, Никита с трудом разжал детские ручки, усадил девочку на матрасе напротив себя и погладил по щеке:
- Успокойся, миленькая, теперь я буду жить долго-долго. И жить буду в основном для тебя, потому что ты спасла от смерти, потому что на этом свете только ты меня и любишь. А в ответ на настоящую любовь всегда получишь благо.
Никита вытер тыльной стороной ладони губы и попросил:
- Машенька, у меня проблемы. Я память потерял пол-ностью. Это называется полная ретроградная амнезия. Единственное, что в памяти моей сохранилось - так это ты. Так что ты мне ответь на несколько вопросов, потом еще много-много вопросов будет. Ты ведь поможешь мне все вспомнить, всю мою жизнь, пусть воспоминания будут неприятные, позорные?
В ответ девочка качнулась вперед и звонко чмокнула его в щеку.
Никита почувствовал, как защемило в сердце, как не-ведомая сила вошла в тело и теплая волна охватила, при-подняла над утлой, убогой обстановкой. Влекомый этой волной Никита подхватил Машеньку на руки и пообещал:
- Машенька, я теперь пить не буду, я теперь буду со-всем другим. Ты меня назвала самым лучшим, самым добрым. Теперь только таким и буду. Ты еще обещала меня всю жизнь на руках носить. Теперь и тебе точно обещаю: буду тебя носить до той поры, пока замуж не выйдешь. А потом - только такому жениху тебя доверю - который в самом деле тебя всю жизнь на руках пронесет.
А теперь, доча, скажи, как моя фамилия и мое отчество?:
- Никита Петрович Демидов
А маму нашу как звать:
- Нина Ивановна, Демидова.
Как наш город называется?
- Саратов.
Какой сейчас год?
- 2015, 10 июля
А сколько лет мне, тебе?
Тебе 33, мне целых двенадцать, а мамке нашей 35.
Никита почесал голову, ощутил ежик грязных волос.
- Машенька, а я работал где-нибудь, где мы деньги добываем?
- Папка, ты нигде не работаешь, пьешь разный спирт. И мама нигде не работает. Меня содержит бабушка, твоя мама, она мне и школьную одежду покупает, и портфель, и школьные обеды оплачивает. Вас с мамкой лишили родительских прав, потому что вы алкаши, больные люди. А меня в опеку бабушке отдали. Но мне вас жалко и потому я часто у вас бываю, за тобой ухаживаю. Ты ведь сегодня чуть не умер! Я бы это не пережила!
- Все, Машуля, все мое пьянство теперь позади. И амнезию мою мы вместе с тобой вылечим. Я все для тебя сделаю… И вдруг, неожиданно для себя Никита продекламировал:
Мы будем работать, все стерпя,
Чтоб жизнь, колеса дней торопя,
Бежала в железном марше…
Маша взяла отца за руку и внимательно посмотрела в глаза:
- Папка, ты стал в один момент другим. Ты никогда не говорил такие слова, никогда стихов не читал. Ты вообще никаких книжек не читал. Ты другим с того света вернулся?
Никита приподнял дочь и тут же устало опустил:
- Знаешь, я свой организм долгие годы гробил. Теперь буду восстанавливать. И ты мне поможешь, ладно. Вместе мы горы свернем!
ФУГОВАЯ АМНЕЗИЯ
Никита почувствовал, как комната качнулась и по-ползла на бок. Осторожно присел на матрас и принялся массировать виски круговыми движениями, представляя как под черепной коробкой в полуразрушенном мозгу просыпаются простые умения, жесты, слова, возможно -целый мир какого-то таинственного человека, не Никиты (Репы), тело которого стало теперь вместилищем скорее всего другой души.
- Машенька, мне надо что-нибудь поесть, потом чаю горячего с сахаром. Давай попытаемся что-нибудь добыть.
- Чаю ему захотелось, жратвы. - В комнату вошла Нина. - Водку всю сподобил, мне похмелиться не оставил, теперь у дочери на сахар и жратву просишь. Знаю. Хочешь тайком чекушку взять да выжрать все одному. Знаю тебя. Только ребенка … не обманывай …
Тут же Нина закрыла грязной ладонью рот и испуганно вжала голову в плечи.
- Бьют, значит ее. - Подумал Никита. И тут же попра-вил себя: « Так это я и бил. Какая мерзость!»
Последние слова он произнес вслух.
Нина убрала руку от лица, спросила: «Ты чего? Ты так никогда не говорил. Не свихнулся ли случаем?». Вон, Федька, сосед, уже два месяца в психушке обитает, жрет с государственных харчей, пьет святую водичку с православного родничка.
- Вот что, Нина, больше никогда на тебя руку не под-ниму, будь уверена. А с головой у меня все в порядке. Только появилась такая болезнь - ретроградная амнезия называется. Это знаешь, когда память человек теряет. Больной не помнит ничего из своей жизни. И ему все приходится узнавать заново, учиться жить. - Никита прислушался к своему голосу, к словам. Говорил он как-то невнятно, осипшим, словно простуженным голосом. Окончания слов проваливались, словно язык не успевал за мозгом.
- Ну, если ты свою жизнь вспоминать и изучать нач-нешь, так со стыда сгоришь. Это, конечно, если опять не будешь пить до поросячьего визга. - Нина стала говорить смелее, словно почувствовав, что теперь и в самом деле, за слова бить не будут, как часто прежде случалось.
Никита с унынием оглядел кривые стены. Кое-где на них виделись пятна непонятного происхождения. Некоторые пятна были какими-то выпуклыми, уродливыми нашлепками, словно призванными показать нелепость жилища. Ближе к углу, на уровне головы, к стене был закреплен осколок зеркала. Нижняя часть его словно была обгрызана мелким грызуном, откусывавшим зеркало небольшими рваными кусочками. Никита непроизвольно встал и с проснувшимся интересом принялся вглядываться в собственное лицо.
Оно было ему незнакомо, как и вся окружающая ре-альность, за исключением дочери.
Из зеркала на него смотрело существо, которое с на-тяжкой можно было бы назвать человеком. Сверху распо-лагался лоб, очертания которого с трудом угадывались, поскольку эта часть лица была сильно расцарапана и по-крыта жесткой темно-коричневой коркой в окружении сукровицы, короткие грязные волосы непонятного цвета патлами неряшливо топорщились над большими висячими ушами. Отечная кожа лица, узкая сверху, расширялась книзу. Щеки уродливо нависали, скрывая нижние челюсти и имели сизо-красную окраску, что придавало лицу вид какого-то диковинного из-за своих размеров овоща, скорее всего, репы.
- Так вот отчего у меня кликуха «Репа», - Никита сказал это вслух, ощупывая собственное лицо грязными пальцами, словно надеясь обнаружить под обвислой красно-синей кожей что-нибудь более приближенное к облику человека.
А каким я был до пьянок? Как я выглядел? Главное, что у меня было под черепной коробкой, там, внутри? Ка-кими были мои мысли, чувства, переживания, страсти? - И тут же вернулся к себе. - О чем это я? Вот чудеса, собственный облик меня совсем не устраивает. И я задумываюсь, каким я должен быть снаружи. И мой интерес наружностью никак не ограничивается, мне еще очень важно знать, что там было у меня внутри. И, при этом, если с моей внешностью все понятно, то внутри скрыто что-то важное, точнее так - просыпается кто-то, совсем не соответствующий внешнему облику. А значит, несмотря на все прошлое, провальное и мерзкое, предстоит создавать себя заново. Предстоит интересная игра - создание новой личности без оглядки на прошлое, из которого ему близок только один образ - Машеньки, кровинушки.
Кое что из прежней жизни у него все-таки в памяти осталось, не только необходимость есть, пить, не только восприятие окружающих. И здесь опыт пока был совсем небольшой. В точности он знал только, что его любит ма-ленькая дочь, и это искреннее и сильное чувство вернуло его с грани жизни и смерти, возвратило в тот мир, который был характерен для него только воспоминаниями о нескончаемых боли и унижении.
Знакомый голос, в котором прибавилось металличе-ских нот, вновь прервал его размышления:
- Вынужден тебя сопровождать еще некоторое время, хотя это против правил. А правила гласят, что в этом мире ты все должен постигать сам, на твоем пути будет еще много такого, когда только ты сам и будешь принимать решения и отвечать за них. И вот что тебе надо знать сейчас: не стоит считать происходящее с тобой каким-то чудом. В медицине это называется фуговой амнезией, удивительным психическим феноменом. Человек забывает абсолютно всю информацию о себе, включая имя, возраст. Может переехать но новое место жительства, в другой город или страну и начать жизнь под новым именем. При фуговой амнезии возможно некое раздвоение личности, когда обе личности - настоящая и вымышленная могут попеременно существовать в одном человеке.
У тебя фуговая амнезия протекает не совсем обычно. Был такой именитый врач, Корсаков, он и описал как у человека, пьющего много спиртного теряется память, потом происходит странное - начинает замещение истинных воспоминаний новыми. Человек перерождается, что с тобой и происходит. К тому же с тобой что-то пошло не так… Похоже, тот, который в тебя вселился, имеет очень интересные способности, собственно такие качества есть у каждого, но чтобы они пробудились, надо пережить шок. Ты его и испытал. Вот поэтому у тебя шансов побольше, чем у других. Дерзай!
БОЛЬШАЯ СТИРКА
- Я потерял память, потерял свой прежний мир. Это, наверное, к лучшему. Что-то я обретаю взамен утерянного и теперь не знаю, кто я, зачем пришел в этот мир. - Никита еще раз посмотрел на себя в зеркало и вдруг почувствовал страстное желание отмыться, сбросить с себя тонны грязи и непроявленных воспоминаний, избавиться от грязной одежды и запаха тления, исходившего от своего тела.
Полдня он посвятил поискам мыла, полотенца, ведра и таза, тасканию воды из колонки. Нина, его жена из про-шлой жизни, с опаской посматривала на него исподлобья. Услышав его требовательный голос, она втягивала голову в плечи и норовила выскользнуть из дома.
- Похоже, в недавнем прошлом я, точнее мое бывшее я, не скупилось на оплеухи… Какая мерзость! - Никита пытался погладить женщину по плечу, но реакция была неожиданной - Нина шарахнулась в сторону и больно ударилась об угол.
Никите вновь пришлось убеждать, уговаривать. Его голосовые связки выбрасывали невнятные слова со ском-канными окончаниями, что еще больше пугало Нину:
- Слушай, Никитка, давай я вызову скорую, ну такую, которая в психушку отвозит… Там хорошо, вон сосед Федька - уж скоро месяц как там живет и радуется.
Никита заметил на столе старую школьную тетрадь и темно-синюю ручку. Открыл пустую страницу и написал, тщательно выписывая каждую букву:
- Я ПЕРЕРОДИЛСЯ! Я ОБЕЩАЮ: В ЭТОМ ДОМЕ БУДЕТ СЧАСТЬЕ И ПРОЦВЕТАНИЕ. Я БУДУ ХОРО-ШИМ И ДОБРЫМ.
Сел на пол, закрыл глаза и мысленно приказал себе: «Говорю медленно, четко, спокойно».
С этого момента все пошло веселее. Никита искупался, стоя на пороге своего утлого домика и поливая себя подогретой водой. Потом долго, словно желая протереть до дыр, стирал собственные вещи и вывешивал на растянутый во дворике алюминиевый провод в растрескавшейся оболочке.
Скоро на старой, заросшей наростами грязи и подго-ревшего масла электрической плитке зашипели на маргарине отваренные макароны. Взятые в долг у соседей стакан сахара и полбуханки хлеба превратили ужин в настоящее пиршество.
Правда, радоваться Никите не пришлось: Нина перед ужином шарахнулась к выходу и скрылась во дворике. Через несколько минут вернулась, распространяя по комнате сивушный дух.
По-видимому где-то во дворе находился тайничок со спиртом.
Никита решил не затевать скандала. Вместо упреков, пододвинул с угла стола тетрадь, открыл ее и приписал под написанными ранее словами:
«ДАВАЙ ВМЕСТЕ!».
В эту первую ночь в новом для него мире Никита спал неспокойно. В голове вновь и вновь вставали сцены горного хребта, пляшущие бесы и детские ручки на шее. Лишь под утро пришел покой и во сне привиделось удивительное. Он, Никита, стройный, подтянутый, с сияющими глазами, в новой джинсовке, с длинными волнистыми темно-русыми волосами, стоит на небольшой сцене. Только что закончил читать стихи необычайно звучным и в то же время мягким проникновенным голосом. За его спиной заходящее солнце добрыми нежными лучами освещает лицо поднимающейся на сцену женщины удивительной красоты. Женщина подходит к нему и безо всякого стеснения обнимает, прижимаясь крепко, словно желая раствориться в нем…
Очнулся от грубого толчка: женщина, которую ему никак не хотелось признавать женой, грубо тормошила его: «Вставай, твой дружан, алкаш Костян прибыл».
ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО РЫНОК
Лишь чуть позже Никита понял, что ему несказанно повезло, и Костян появился в виде посланника благосклонных сил. Как выяснилось, Костян отбыл срок «за хулиганку» в колонии - поселении, в недавнем прошлом он был собутыльником и названным другом Репы-Никиты. Костян представлял собой молодого мужчину, высокого, костлявого, одетого в новый джинсовый костюм. У него было необычное лицо - молодые глаза обрамлялись тяжелыми веками, грубая обветренная кожа светло-шоколадного цвета на лбу, висках, щеках была покрыта сетью морщинок. Семь лет назад Костян окончил философский факультет универ-ситета, хорошо проявил себя в журналистике, но не угодил местным олигархам. В результате несложной комбинации его «подставили» под 213 статью УК. В результате отбыл полных два года в колонии-поселении .
Свое явление к Никите он сопроводил радостными словами и жестами:
- Здорово братуха! Слышал - ты чуть Богу душу не отдал. Сегодня же найду того урода, который тебе лицо подпортил. Вот пришел навестить. - Костян привычным жестом вытащил из карманов куртки две чекушки водки и широко улыбнулся, отчего мгновенно образовавшаяся сеть морщинок превратила его в древнего старика.
Никита приобнял Костяна:
- Здорово, Костян, проходи, сама судьба тебя посла-ла… Видишь ли, прежнего Репы больше нет. Моя память куда-то испарилась. Не помню никого и ничего. Тебя вот тоже не помню. Прошу, брат, помочь мне все восстановить, вспомнить. Потом, нужно где-то денег заработать, еды купить, одежду. На водку смотреть не могу, знаю - помру от одного лишь глотка. Так что ты меня, брат, пожалей, водку убери.
Никита пропустил момент, когда женская рука смах-нула со стола обе бутылки, понял: Нина побежала прятать спиртное в свой тайник.
Костян сопроводил Нину жалостным взглядом и вы-тянул длинные ноги:
- Отчего ж не помочь. Давай завтра же и пойдем на рынок. Ты там уже пару раз побывал со мной в прошлом году и успел лажануться. Ну да ладно, теперь, вижу, все по-другому.
- Костян, ты видишь, я как младенец: ничего не пом-ню, ничего не знаю. Расскажи о рынке. - Никита и представить себе не мог всей эрудиции Костяна, окончившего философский факультет Саратовского госуниверситета и защитившего диплом на «отлично». Костян заговорил - и сразу с него слетела личина пьющего хулиганистого типа:
- Рынок - это государство в государстве, в котором к тому же варится, бурлит крутой бульон, насыщенный мо-лекулами жизни. Как и во всякой жизни, на рынке рожда-ются и умирают люди, мысли, идеи, привязанности, стра-сти - только рождение и смерть лишь частично отражают, что все процессы инициируют люди. Но иногда происходит и наоборот: невидимые силы рынка превращают человека в марионетку. Только ниточки, которыми кукловод заставляет куклу-человека двигаться и гримасничать совсем невидимы, но они намного прочнее, чем в кукольном театре.
На первый взгляд рынок кажется простым механизмом где формула: покупаем-продаем отражает всю суть происходящих процессов.
На самом деле это глубоко ошибочная точка зрения.
На рынке есть свои законы, и как говорят юристы - своя правоприменительная практика.
- Рынок есть средоточие всех жизненных процессов, - Костян нравоучительно поднял указательный палец, - На рынке мы не только занимаемся куплей-продажей, там мы учимся, радуемся и разочаровываемся. Рынок разрушает и созидает. Рынок учит подлостям и предательствам; там же продаются лекарства против этих болезней, порою за излечение приходится платить неимоверно дорого. Рыночные уроки позволяют выводить определенные жизненные формулы, такие, как например: «Чужое не бери, свое не отдавай».
Костян разочарованно посмотрел на засиженный му-хами потолок и поднялся, громко хрустнув коленными суставами:
- Давай, завтра к семи утра подходи. Мне будет инте-ресно поглядеть на тебя в делах со стороны. Похоже, ты и в самом деле теперь - перерожденный-переделанный, язык у тебя другой, взгляд чужой. Ладно, бывай, не опаздывай, рынок этого не любит.
На следующий день, ровно в семь утра началась новая трудовая жизнь Репы-Никиты.
Костян, работавший грузчиком на рынке Красноар-мейского района уже много лет, с перерывом на отбывание двухгодичного срока в колонии-поселении, начал своеобразное обучение, превратив Никиту на какое-то время в мальчика на побегушках. И бегать по обширной рыночной территории приходилось, перетаскивая разные товары со складов и обратно, зато деньги, хоть и небольшие, появились в первый же день. Надо признать, этот заработок обеспечил ему великодушный Костян, махнув рукой в сторону рядов, где торговали одеждой:
- Репа, давай дуй к Вагифу. Он привез партию дубле-нок и курток, надо все аккуратно перенести.
Никита быстро нашел «Бычок» с ослепительно белым кузовом кубической формы, стоявший под разгрузкой у проема раздвижных ворот. Вагиф - крепкий, коренастый мужчина с тускло поблескивающими золотом передними зубами, мимолетно, строго оценивающе осмотрел его и властно приказал:
- Несешь вон в тот ангар. Не останавливайся, не кури, не болтай. Заплачу. Не обижу. А могу и наказать - Костян, твой дружок, знает. Давай, бегом!
Никита и в самом деле увидел, что люди разгружали грузовичок в хорошем темпе, без пауз и перекуров. Все дубленки были особым образом упакованы в толстостен-ные пластиковые мешки, внутри упаковок - специальные пакетики от моли и всякой живности. Когда один из про-давцов зацепился концом упаковки за ушко под висячий контрольный замок, Никита услышал такой рев, который мог оглушить и свалить с ног любого. Хорошо, что винов-ный оказался племянником хозяина. Вагиф просто отпус-тил короткий жесткий подзатыльник. Занес ногу, чтобы дать пинка, потом передумал и зло пнул створку, которая натужно завибрировала, словно стараясь выпрыгнуть из мощных тяжелых навесов.
- Сколько же сил внутри этого человека, и как они рвутся наружу. А что будет, когда и если прорвутся? - По-думал Никита и постарался сконцентрироваться, собраться в единый комок нервов и мышц в этом рыночном мире, не знающем пощады и не прощающем небрежности, понял: рынок дает ему первый урок и сбавил шаг. Заставил себя ступать твердо, сосредоточившись, понимая, что первая же ошибка может оказаться крушением его «рыночной» карьеры.
Когда заканчивали разгрузку, перед глазами у устав-шего Никиты возникла радужная пленка, в которой плавали оранжевые пятна, расцвечивая мир в новом незнакомом цвете.
Ощутив в руке несколько сторублевых бумажек, Ни-кита понял: первое испытание он прошел. Почти успешно. Законы рынка начал улавливать бездумно, надеясь на авось.
В первые дни Костян пристроил Никиту на подвоз овощей и фруктов. Для этой цели пришлось вначале поискать какую-нибудь тележку. Она нашлась в небольшом сарайчике за мусорными баками и представляла собой сварную раму, на которой был закреплен на болтах лист металла, покрытый забоинами и ржавчиной. Сзади была небрежно приварена 32-х миллиметровая толстостенная труба. Тележка, помимо ржавчины, была заляпана каким-то тягучим налетом из копоти и грязи. Костян раздобыл тряпок, бутылку солярки, наждачной бумаги и они вдвоем быстро привели тележку в порядок. Точнее - в весьма условное рабочее состояние. Сварка в двух местах лопнула, поручень уродливо выпячивался в левую сторону, подшипник переднего колеса вызывающе скрежетал и временами притормаживал, но Костян успокоил: и так сойдет. Промучившись пару дней, Никита подошел к сварщику, работавшему на соседнем участке. Тот нехотя, небрежно сварил отвалившийся поручень, заварил и трещину на раме. В этот же день Никите удалось заменить переднее колесо с подшипником. А еще через день выпросил у одного из ларечников серую нитроэмаль в покореженной во время транспортировки банке. В этот же день он присверлил к днищу несколько кронштейнов и закрепил к ним трехмиллиметровую стальную полосу - теперь сетки и ящики не сползали с тележки.
Так что на пятый день работы Никита, гордый своими достижениями, с повышенной осторожностью выводил из сарайчика блестящую новой краской тележку.
Теперь его услуги были нарасхват. И главным факто-ром была не его новая тележка. Никита разговаривал со всеми на «вы», не позволял женщинам поднимать тяжелые сетки и ящики, все заносил аккуратно на прилавки, укладывал рядком в стеллажи.
НОВЫЕ ОТКРЫТИЯ И ПРЕВРАЩЕНИЯ
Через пару недель Никита уже представлял собой со-всем другого человека. Купленный в рассрочку дешевый контрафактный джинсовый костюм хорошо смотрелся на его подтянувшейся, собранной фигуре. Особо костюм соответствовал глазам, которые, как оказалось, были василькового цвета.
Приходя на рынок, Никита шел в выделенную ему с Костяном подсобку, там переодевался в строгий темно-коричневый комбинезон, плотно стянутый широким поясным ремнем.
Каждый рыночный день приносил ему множество интересных открытий, самыми важными из которых были открытия внутри самого себя.
В первые дни он старался переделать себя, подстро-иться под рыночные правила. Например, все там, невзирая на возраст, обращались друг к другу только на «ты». Исключение составлял только директор Петр Петрович - колоритная личность, пробившаяся в современность из криминальных войн далеких девяностых. Как выражался сам директор, пропорция выживших и отправившихся из тех времен на обширные городские кладбища составляла один к ста. Он и был той самой единицей. И потому все обращались к нему на «вы».
Все попытки Никиты подстроиться под эту норму были прерваны им же. Произошло это на третий день его рыночной карьеры, когда он подвозил ящики и пластиковые упаковки к ларьку номер 34, где торговала Марина, женщина средних лет с крутым нравом и грубым характером. Марина нещадно и изобретательно материлась, что постоянно ввергало Никиту в состояние оторопи и полного смущения.
Когда Никита со своей супертележкой подвез краски и растворители к ларьку и аккуратно их расставил на прилавке, Марина въедливо всмотрелась в его фигуру:
- Слушай, красавчик, я все думаю, чего это ты выка-ешь, может считаешь нас всех быдлом, а себя фринцем (нажимая на «ф») голубых кровей?
Никита, успевший отойти на несколько метров, вдруг решился ответить, да так, чтобы утвердиться в своем «вы», в своем отношении к этому новому миру.
- Знаете, Марина Петровна, напротив, - Никита оста-новился напряженным взглядом своих васильковых глаз на лице женщины. - Это мое принципиальное уважительное отношение к людям, особенно к женщинам. Вот ведь вы, Марина Петровна, внутренне очень, очень хотите, чтобы вас уважали, ценили, любили. И я того же хочу. Если я все время буду к вам на вы, это значит: я ценю в Вас красивую, сильную духом и обаятельную женщину. Я так считаю, и меня никто не переубедит. А ведь Вы такая и есть! И как хотите, ругайте, материтесь, буду звать Вас на ВЫ, буду ценить в Вас женщину и человека.
Никита развернулся и сделал несколько замедленных шагов к своей тележке, так же медленно покатил ее вперед, ожидая язвительных окриков вслед.
Но сзади было тихо, необычайно тихо. Не оглядыва-ясь, Никита почувствовал спиной взгляд Марины Петровны и женщин из соседних ларьков. И что-то в этих взглядах говорило: «А ведь парень прав…».
С этого дня неловкость и недоумение вокруг Никиты стали таять и исчезать, словно рыночные правила снизошли до того, что сделали для него исключение.
В этот день вечером Никита решил написать кое-что «для себя».
Неделю назад после подвоза товаров к канцелярскому ларьку, ему подарили школьную общую тетрадь в мягком синем переплете. С тех пор она сиротливо лежала на пыльном подоконнике. И вот в этот вечер Никите показалось, что тетрадь стала источать теплый воздух, который восходящей волной стал слегка колыхать старую занавеску.
В момент спора с Мариной Петровной он почувство-вал, что владеет чем-то важным, какой-то жизненной си-лой, которую познал в той, прожитой жизни. Из глубин памяти вплывали лица, даты, необычные слова, сплетением которых только и можно было воспроизвести великие истины, основы человеческого мироздания, к которым он приблизился когда-то.
Никита почувствовал легкое приятное показывание в правой части головы, мысленно поприветствовал личность того, кто там настойчиво просыпался, и принялся писать так, словно невидимая сила водила старенькой шариковой ручкой по плотной бумаге…
МУЖЧИНА И ЖЕНЩИНА
(Запись в дневнике Никиты)
В отношении мужчины к женщине всегда сущест-вует нечто таинственное и необычайно важное. По-пытка раскрыть этот таинственный мир, изучить его, останется лишь попыткой, можно найти лишь часть тайны, достичь первого, второго приближения к ней, и это будет счастливой удачей для поисковика. Главное - искать, стараться, проявлять немыслимое терпение, но продолжать поиск.
Тому мужчине, которому удастся постичь хотя бы часть этой тайны, открываются двери на территорию страны вечного лета, где сам воздух источает счастье, где заботы, хлопоты смываются обильной утренней росой, горести отступают в дальние уголки плодоносных участков, чтобы раствориться там.
Что удалось найти в поисках тайн, какие из них открылись, подобно старому ржавому ларцу, крышка которого неожиданно откинулась под твоим насыщен-ным силой желания взглядом?
О словах - убийцах.
Тайна первая.
Во имя любимой ты можешь свернуть горы, до-быть все сокровища мира, выполнить все, даже невы-сказанные желания, но сердце женщины не раскроется тебе навстречу, потому что однажды, в порыве гнева ты сказал ей жестокие оскорбительные слова. Как только ты их произнес, сказочный мир твоих сверше-ний, горы добытого золота превратились в ветхий хлам, не нужный ни тебе, ни ей.
У тебя останется надежда, что ветер времени из-гонит дух твоих слов из её памяти, что рубцы на её раскрывшемся сердце разгладятся. Но это лишь надежда, которая может остаться, иссушивая память и превращаясь в отдаляющуюся от тебя мечту.
Запомни: есть слова - убийцы счастья. Душевная боль, гнев, всплески ненависти призывают эти слова из адских подземелий. Сумей поставить им преграду. Так защищают свою обитель от убийц и грабителей, при-шедших ограбить твою душу, похитить твое счастье.
Изобретай замки, надежные запоры, чтоб не впус-тить в себя слова-убийцы, не дай им шансов прорвать-ся к губам и вырваться наружу, ибо тогда они превра-тятся в слова-пули, пробивающие плоть твоего сча-стья…
Об обидах.
Тайна вторая
Обиды на женщину часто рождаются в твоей ду-ше: «Как же так, я отдаю ей всего себя, все свои силы, дарю ей все мечты. А в ответ холодность, невнимание, разочарованный, ищущий не твои глаза, а что-то неведомое взгляд».
Обида, зародившись, становится навязчивой идеей, перерастающей в мрачные символы и блеклые образы серой безнадежности…
Отринь обиду, сядь в одиночестве и призови лучшие сцены из того прекрасного, что создали вместе. Раскройся этим образам, стань третьим в этих сценах любви и радости, увидь со стороны себя, её, и перенеси все самое лучшее в свой сегодняшний мир, в этот миг. Сотри обиду, представив ее пылью на своем рабочем столе. Потом с любовью расположи на нем любимый облик, пусть это будет фотография, с которой этот образ вспорхнет и подобно бабочке полетит по комнате, смеясь и радуясь движению. Её волосы коснутся твоих и заискрятся счастьем. Прими это счастье. Ты его заслужил.
Холодность, рассеянный взгляд, все уйдет и навряд ли в будущие месяцы вернется к твоей любимой.
А если это вновь случится, повтори свой счастли-вый визит в маленький семейный театр, где ты актер, режиссер и зритель одновременно, создай мысленно но-вую, еще более яркую пьесу, в которой нет сомнений, печали, в которой обиды стираются подобно пыли с любимого предмета и дай побольше яркости и энергии движению навстречу образу любимой.
О разделенной радости.
Тайна третья
Когда ты радуешься своим свершениям, своим победам и славным делам, не забывай, что ныне радость к тебе может прийти только наполняя тебя и твою женщину одновременно. Научись делиться радостью так, чтоб было видно - это совместное свершение, это трудный марафон, в котором каждый шаг твой был поддержан ЕЁ духом. И шли вы весь трудный путь вдвоем, все время вдвоем, особенно пересекая столь желанный победный финиш. И тогда радость, справедливо разделенная на двоих превращается в волшебство, в счастье, в двух целующихся голубей, в лебединую пару, не знающую разлук и измен. Такое счастье будет долго кружить рядом, садиться на плечи, со звонким счастливым смехом взлетать к небесам и возвращаться обратно.
О мужской грусти
Тайна четвертая
Когда ты грустишь, когда на тебя спускаются ду-шевные невзгоды, найди в себе силы, найди решимость и поделись с любимой.
Не для того, чтобы свалить на её хрупкие плечи все тяжести. Наоборот. Она, увидев тебя печальным, теряется в догадках и винит себя, ищет в памяти, чем могла тебе навредить. Но когда она услышит и ощутит причины твоих печалей, в тот же миг отдаст тебе такие энергии, которые обязательно помогут тебе разорвать круг бедствий. И при этом она не утеряет собственных сил, ведь каждая отданная тебе частичка ее энергий возродится в ней с двойной живительною силой. Потому что есть непререкаемый космический закон: чем больше ты отдаешь любимым, тем больше к тебе возвращается. Этот источник неисчерпаем, вечен.
О перепутье.
Тайна пятая
Когда ты застыл на перепутье, когда пришло со-мнение в жизненном пути, когда почувствовал, что по-шел не той жизненной дорогой, которая принесет тебе удовлетворение, когда почувствуешь, что душу твою не радуют твои достижения и материальные блага.
Остановись.
Посади любимую напротив, обними, облей ладоня-ми прекрасный овал ее лица. И вглядись в ее глаза.
В них увидишь отражение. Но не тебя, состоявше-гося сегодня, а того, кем хотела бы видеть тебя твоя душа. В ее глазах раскроется твой истинный путь, тот с которого ты свернул, влекомый призраками успеха, блеском драгоценностей. Нельзя сказать , что драгоценности, привидевшиеся тебе были фальшивыми. Нет. Для других людей это есть золото , бриллианты, роскошные виллы и яхты. Но ты поймешь, что тебе, именно тебе нужно совсем другое, не в этом твое предназначение.
В душе засвербит сомнение: а не поздно ли возвра-щаться назад, к началу пути. Так ведь и жизни не хва-тит, чтобы пройти трудной дорогой к своей истине, к своей мечте.
Глаза любимой ответят: «Один ты кончено такой путь не одолеешь. А вдвоем мы этот путь не просто пройдем - пролетим на крыльях, которые всегда вырас-тают у влюбленных, отдающих друг другу свои жизни».
О женской грусти и мужской забывчивости.
Тайна шестая
Ты заметил, что любимая грустит, словно поте-ряла что-то очень важное и не может найти; эта не-возможность поиска превращается в неясную тревогу, начинающую наползать на жизненное пространство.
Отставь в сторону даже самое маленькое недове-рие: ведь любя по-настоящему, надо ввести себя в со-стояние вселенского доверия. Когда почувствуешь, что это состояние пришло, сделай замену, войди в любимую и осмотри мир её глазами, услышь звуки ее ушами, по-чувствуй все вокруг ее чувствами. Самое главное - ос-мотри себя её взглядом, проникнись в её видение те-бя. И тогда поймешь: оказывается, в тебе все дело. Ровно девять дней назад было десятилетие вашего знакомства. Этот день вы каждый год отмечали как большое торжество, едва ли не большее, чем день вашей свадьбы. Для любимой это был славный день. Ведь тогда, десять лет назад она загадала, что этот день будете вместе отмечать как день любви и счастья. Тогда она сказала себе: «Если случится так, что он забудет про этот день - значит наше большое счастье стало сворачиваться как шагреневая кожа, частичками испаряясь, и скоро ничего не останется, а я так мечтала о вечности».
Ты вспомнишь, как лихорадочно ты работал в те дни, как не спал ночами, весь поглощенный делом, шел напролом к своей цели, забыв обо всем. В тот вечер ты пришел безмерно усталый, поглощенный целью, кото-рую ты все же достиг, ты порадовал любимую тем, чего достиг. Ты даже выпил бокал вина, торжественно стоящий на маленьком столике в спальне, увидел рядом с бокалом зажженную свечу, сонный обнял привычным жестом жену и провалился в сон.
И вот сейчас ты всей своей сутью осознал: есть такие события, забвение которых подобно потере тех опор, на которых стоит твоя жизнь, твои радости, твоя любовь, твой смысл бытия, разделенный пополам с любимой.
Тогда в тебе проснутся слова и фразы, которыми ты все сможешь передать любимой, тогда прикоснове-ния твоих рук и губ расскажут о том, что всей своей сутью - слабой, забывчивой ты преодолел этот барьер обыденности, ты вспомнил тот день , и все, что случи-лось десять лет и девять дней назад, ты переживешь каждую секунду того первого свидания, ты вспомнишь каждое слово, сказанное любимой, каждую интонацию, каждый жест, оттенки взглядов, неловкость в движе-ниях, когда стаканчик мороженого, выскользнув, упал прямо на твои брюки, как, в порыве остановить паде-ние, пальцы встретились - и проскочила искорка. Та искорка, которая уплыла в вечность, останется после смерти, неподверженная тлению.
И вот искорка вернулась, преодолев десять лет и девять дней, скользнула вновь между двумя сердцами. Любимая исцелилась, вдохнув тот воздух, что струился вокруг десять лет и девять дней назад. Все возродилось, и божественная сила поглотила страхи и сомнения…
Никита встал из-за стола и подошел к окну, всмотрелся в гаснущие звезды и ощутил вдруг такой прилив сил, словно провел ночь в волшебном целительном сне. Вспомнил:
- Сегодня вечером Костян обещал какое-то представ-ление. Наверное опять попробует развеселить всех своими клоунадами.
Между тем, история с Никитиным «выканьем» и ярко выраженным презрением к матерящимся женщинам на рынке получила интересное продолжение. Костя даже сподобился на юмористическую пантомиму: изобразил осуждающий взгляд Никиты на матерящуюся женщину. Пантомима имела явный успех у женской части рыночных работников.
Воодушевленный Епифанов, грубиян и насмешник, устроил однажды под вечер целое представление, когда усталый рынок начинал разбредаться, когда ларечники, ударники рыночного труда торговцы и торговки перебирали уставшими руками товары, а Никита со своей тележкой мотался между рядами. Притормозив любимую тележку, Костян поставил на нее забрызганную грязью ногу в черных пластиковых шлепках и громко заявил:
- Шабаш. Сейчас, дамы и господа, вы увидите неви-данное и услышите неслыханное. Состоится спор двух гигантов, двух любителей изъясняться на великом и могучем русском языке. И если один - сторонник классического русского, рожденного в девятнадцатом веке, то вторая - виртуоз, точнее - виртуозная дама, владеющая всеми изысканными преимуществами русского мата.
Итак, перед вами обаятельнейшая Марина Петровна берется разъяснить неразумному Никите все преимущества русского мата. И первым делом она пояснит, почему и как нужно вставлять после каждого слова нецензурные обороты, который придают речи особую весомость.
Марина Петровна, она же Маринка, обняла оторопев-шего Никиту сзади и принялась разъяснять:
- Ты пойми, Никитка, твою … и еще раз … Когда я тебе просто говорю,… ты еле шевелишься … А когда я … ты начинаешь понимать, что двигаться надо быстрее, больше денег заработаешь.
Никита развернулся, чинно поклонился и вдруг заго-ворил слегка насмешливым возвышенным тоном:
- Досточтимая Марина Петровна, позвольте прочесть Вам стихи. И давайте договоримся, если Вам понравится, то вы целый день не будете выражаться нецензурно. Тут вмешался Костян:
- Если понравится, Маринка, целуешь Репу взасос.
Марина Петровна, которую Никита прямо-таки свер-лил долгим взглядом, мягким движением колена пнула Костяна под зад.
- Давай, Никита (и далее трехслойный мат). Только смотри, если твой стишок не понравится, получишь как Костян - под зад хорошего пинка.
Никита как-то разом посветлел лицом и сосредото-чил взгляд над головой продавщицы, словно увидел там что-то необычное:
Погибнет всё, сойдет на нет
И тот, кто жизнью движет,
Последний луч над тьмой планет
Из солнц последних выжжет.
Слова всплывали из дальних, очень дальних отделов памяти. Там же, в памяти, рождался заново стертый временем женский образ, дарящий ему взгляд столь яркий и любящий, что все внутри замерло. Память синхронно воссоздала прекрасное лицо, за ним поток - воды на искрящемся всеми цветами радуги водопаде, обрамленном черно-зелеными скалами, и тот, другой голос, принадлежавший некогда ему, оживший из дальнего прошлого, с новыми проникновенными интонациями прочитал:
В любви к тебе я возмечтал быть человеком,
Идти вперед, а не плестись за веком.
Но тот, кто ввысь стремится, как Икар,
Тот должен быть готовым и разбиться.
И вот лежу, изломан, меж камней,
Оборваны мои пути-дороги, целую тихо землю,
Ведь по ней идут твои стремительные ноги.
Водопад, солнечный образ исчезли. Никита смутился, ожидая насмешливых возгласов, опустил голову и только спустя секунду понял: его услышали, невидимые энергии мгновенно охватили притихших женщин так, что последние строки едва слышным эхом повисли в воздухе.
Марина Петровна в неожиданном, совсем несвойст-венном ей порыве обняла Никиту и прижалась обветрен-ной щекой к его плечу. В этом жесте не было никакого намека на шутку. Еще несколько секунд прошло в молчании. Прервал его Костя, произнесший шепотом:
- Ну ты даешь, Никита, тебе, кажись, новые мозги вставили, в твоем черепе, наверное, еще пара-другая стишков найдется.
- Костян, отвали, вот в твой череп да вставить что-нибудь толковое, а то там одни гадости и подлости. - Ма-рина Петровна с тоской посмотрела в глаза Никите. - Слушай, прочти еще что-нибудь, чтоб за душу, прочти, пожалуйста, Никита. Впервые назвала его по имени, и впервые не вставила матерных слов.
Никита ощутил теплый поток, спускавшийся к нему откуда-то сверху, входящий мягко , осторожным шевелением где-то в правую часть мозга. И тем же забытым голосом из прошлого прочел монолог:
Тебя посетила любовь. Посетила и ушла. Так иногда бывает.
Настоящая это любовь или мнимая - узнаешь поз-же. Если любовь настоящая, то она обязательно тебя возвысит так, что ты не падешь, не унизишься, не сдашься, даже когда покажется, что сама жизнь при-ставила тебе нож к горлу. Это будет самый надежный возвышенный фундамент, который позволит дальше строить свою судьбу, поднимаясь вверх по жизненной лестнице.
Могут случиться бури, пойдут унылые дожди, но возвышение продолжится, пусть незаметно, ты все равно останешься выше прежних пустых хлопот и низменных устремлений, поскольку настоящие чувства не исчезают, не изнашиваются с годами, не растворяются в жизненных вихрях.
Настоящая любовь никогда не кончается трагиче-ски, даже если одно из любящих сердец уходит из наше-го мира раньше другого. Второе сердце в одиночестве не останется, поскольку истинная любовь способна своей мощной энергией смягчить потерю и силой образов, сохраненных в памяти, создать вечную картину присутствия, неподвластную времени. Это не иллюзия, это тайная сила, это непреложная истина, не нуждающаяся в доказательствах.
- Вы просто забыли, что все вы - дорогие и любимые, повседневность покрыла души шелухой, но эта шелуха слетит, когда вы вспомните настоящее слово о жизни.
Никита закончил монолог и после секундной паузы, ощутив необходимость продолжения, решил прочесть стихи Асеева:
Я не могу без тебя жить!
Мне и в дожди без тебя - сушь,
Мне и в жару без тебя - стыть.
Мне без тебя и Москва - глушь.
Мне без тебя каждый час - год,
Если бы время мельчить, дробя;
Мне даже синий небесный свод
Кажется каменным без тебя.
Я ничего не хочу знать -
Слабость друзей, силу врагов;
Я ничего не хочу ждать,
Кроме твоих драгоценных шагов
Никита закончил и спрыгнул с импровизированного постамента.
Марина Петровна мягким, плавным движением стерла слезу и поцеловала его, погладила по щеке:
- Все, Никита, ты выиграл. Материться не буду, долго-долго. Это если ты каждый вечер будешь читать такие стихи. А если кто тебя будет Репой звать, изобью, ей богу!
Собравшиеся в кружок женщины как-то недружно, неловко захлопали в ладоши. Откуда-то сбоку к Никите подошла Люба, торговавшая женским бельем, взяла его локоть, потом нашла его ладонь и крепко, не по-женски сжала:
- Спасибо, Никитка, ты даже не знаешь, что ты сегодня сделал.
Никита позже узнал, что на рынке случались свои романы, рождались привязанности. Только за Любой никто не ухаживал. В детстве она переболела полиомиелитом и сильно хромала на левую ногу, лицом она тоже не удалась. За глаза её так и звали «хромоножка», женщины ей сочувствовали, а мужчины отводили глаза. У самой Любы все чаще прорывался какой-то странный ищущий взгляд, в котором холодным огоньком светилась безнадежность.
- Никита, запиши мне пожалуйста эти строки, - Люба старалась заглянуть Никите в глаза.
Знакомый голос, в котором поубавилось металла, проговорил медленно:
- Вот видишь, у тебя рождается дар. У этой бед-ной женщины впервые за долгие годы из взгляда ушла безнадежность…
Любе было 30 лет. Невысокого роста, светловолосая, бледная молодая женщина смотрела на окружающих упрямым взглядом серых глаз, словно говорящих: « в борьбе за место под солнцем я все равно пробьюсь, пусть за дорогую плату…» Лицо было сухощавым, остроносым, и даже в зимние дни на нем прочно закреплялся светло-шоколадный загар. Люба по этому поводу шутила: этот загар из дальних «югов», слышали про такой славный город Узген, тот , что за три тысячи километров? Это там мне подарили волшебную мазь: один раз намазал - на весь год хватит».
Любины родители в восьмидесятом году закончили Саратовский пединститут. Им после заключения брака накануне выпуска предложили поехать в далекую Ошскую область преподавать русский язык и литературу. Жилье гарантировали сразу по приезду на место распределения. И родители решились.
В то незабываемое время такое распределение было нормой, и будущий Любин папа - Евгений Федорович Ворошилов - не уставал радоваться, тем более что молодая жена считала себя счастливой и защищенной за его широкой спиной. Квартиру им и в самом деле выделили сразу по приезде в двухэтажном кирпичном доме на окраине небольшого городка Узген. Их судьбой обеспокоился секретарь местного райкома партии, лично приехав в хорошо отремонтированную двухкомнатную квартиру и привезя в подарок письменный стол, два стула и настольную лампу. Счастью молодых педагогов не было предела. А когда родилась Люба, отец стал называть ее только двойным именем «Люба-Любочка».
Узген - маленький городок в тридцати километрах от областного центра был знаменит своим средневековым зодчеством: высоченным минаретом и тремя округлыми башнями над мавзолеями, с замысловатым глазированным орнаментом. Родители с маленькой Любой часто выходили теплыми вечерами погулять и полюбоваться на эти уникальные памятники, построенные восемьсот лет назад.
Молодой семье здесь все очень нравилось: и привет-ливые люди с раскосыми глазами на улицах, и живые, подвижные, любопытные дети, бойко говорящие на искренне любимом ими русском языке, и уважение к старшим , и спокойный размеренный ход жизни.
С наступлением девяностых в их семью пришли не-ожиданно сразу две беды: полиомиелит у Любы и ярост-ные, безжалостные схватки между узбеками и киргизами на улицах города.
С тех пор все покатилось под гору. Горбачевская перестройка лишила семью Ворошиловых будущего на ошской земле. Молодые педагоги засобирались в родной Саратов. Только вот в этот раз в переезде им никто не помог. Приватизированную квартиру пришлось просто оставить под присмотром соседей. Нажитого имущества хватило на один трехтонный контейнер, который пришел в Саратов вскрытым и разграбленным.
Любочкино счастливое детство закончилось и нача-лось выживание. Семья на первое время поселилась в тес-ной двухкомнатной квартирке родителей Любиной мамы, в которой уже проживало пять человек. Потом пришлось снять крохотную однокомнатную квартиру на окраине Заводского района. Нищенской учительской зарплаты едва хватало на питание и мама Любы пошла торговать на рынок женским бельем, что и дало семье возможно как-то продержаться в лихие девяностые. После пяти лет тяжелого рыночного труда мама простудилась, стоя на рынке в лютый холод. Скоро простуда перешла в двухстороннюю крупозную пневмонию; врачи констатировали смерть, в растерянности разводя руками, в те времена не хватало всего: лекарства, йод, бинты - все приходилось где-то покупать и нести в больницу. Поэтому и антибиотики стали делать с опозданием.
Вот так Люба унаследовала мамин ларек на рынке и, сжав зубы, решила вопреки всему победить в этой безжалостной схватке за место под солнцем.
И Люба преуспела. Заставила себя собраться силами, сконцентрироваться, победить и свой физический недуг и жизненные обстоятельства. Выписала российские и европейски журналы с рекламными проспектами по женскому белью, составила свой каталог и, набрав небольшую сумму денег поехала в Варшаву, где ей удалось выкупить небольшую партию первоклассного товара. В Саратове все распродалось в несколько дней и окрыленная Люба повторила свой поход. В этот раз ей удалось хорошо заработать…
В дальнейшем Люба проявила себя как талантливый экспериментатор, строгая расчетливость в ней сочеталась с ярким, неистребимым желанием рискнуть и найти свою «золотую жилу».
Ей удалось заработать приличные деньги, но тратить она их стала только на новые задумки, на открытие магазинчика, в котором ставка была сделана на изысканное, тщательно скрываемое обольщение, когда женское тело облачалось в полупрозрачные одеяния элегантно и искусно, словно красивая игрушка, которую готовы обожать и баловать… Словом, Люба имела успех. Но этот успех был приземленно материален. А сама она словно скользила по поверхности жизни, не ощущая ее вкуса, не принимая радостей и ощущая только привкус душевной горечи от созерцания мужских влюбленных взглядов, направленных на других женщин.
Вот почему она не очень ценила столь успешный магазин, а вот мамин ларек на Заводском рынке, к которому она добавила еще пару особым образом оборудованных киосков, она любила по-настоящему, уделяя им основное время. Может, память о матери притягивала ее сюда с непонятной силой, может, шумливая раскрепощенная атмосфера рынка успокаивала ее и настраивала на особый лад...
Достигнув определенных коммерческих успехов, Люба купила отцу однокомнатную квартиру. Через некоторое время приобрела себе добротную двухкомнатную секцию неподалеку от столь полюбившегося рынка.
Все эти достижения не принесли ей ожидаемого удовлетворения. Скорее наоборот, все, даже ее наемные работницы, с которыми она была необычайно мягка и снисходительна, продолжали за глаза называть ее «Люба-хромоножка», словно подчеркивая ее душевное одиночество. Все чаще продавщицы в соседних ларьках замечали ее замедленные долгие взгляды на счастливые супружеские пары, приходящие на рынок.
Собственно, достигнув определенного материального успеха, Люба стала замечать и некоторые признаки мужского внимания. Но развитая женская интуиция чутко оберегала ее от жизненных драм и предательств. Люба обостренным чутьем улавливала лживость всех попыток ухаживать за ней, и взгляд ее все так же оставался ищуще безысходным.
Репу-Никиту она знала давно, какой-то период его жена Нина работал у нее. Но её пришлось поспешно уволить после нескольких случаев пьянства и мелкого воровства денег из кассы.
Тот, другой Никита, появился в её поле зрения как невзрачное видение из прошлого. Потом его подтянутая фигура несколько раз мелькала перед глазами, не вызывая никакого интереса.
В один из трудных дней, когда Любе в очередной раз пришлось разбирать крайне неприятные для неё происшествия с поставкой некачественных товаров, она окликнула Никиту, провозившего свою тележку. Он ответил улыбчиво, услышав инструкцию по перевозке очередных коробок с бельем:
- Слушаюсь, Люба-Любочка.
Так её никто не называл, кроме отца, да и было это в счастливые детские годы. Потом, живя в ожидании, услышав прочтенные им стихи, особенно, монологи, Люба почувствовала всем своим существом: с этим человеком пришло что-то очень-очень важное в ее жизни, то самое, чего она ждала долгие тоскливые годы душевного одиночества. Внутри что-то проснулось, тревожно и настойчиво потребовало выхода. Пришли бессонные ночи, полные удивительного поиска. Любу и прежде мучали бессонные ночные бдения, которые она преодолевала дорогим импортным снотворным, постепенно увеличивая дозы. Теперь бессонные ночи не приводили к утомлению, скорее даже радовали. Люба записывала свои мысли о главном: о смысле жизни, о любви и счастье, о предназначении, вечном стремлении возвыситься и страхе упасть и разбиться, утерять жиз-ненные ориентиры…
После первого удачного опыта, который Марина обозначила как «поэтическая гулянка», Никита с Костей Епифановым принесли несколько поддонов, покрасили их и сложили стопой за срединным ларьком. После работы, за несколько минут до закрытия рынка, поддоны собирали, превращая в импровизированную сцену.
Люба-Любочка готовилась к следующей «поэтической гулянке» как к самому важному событию в жизни. Долго размышляла, репетировала, стоя перед большим зеркалом в прихожей.
Когда пришла её очередь, она впилась пристально взглядом в васильковые глаза Никиты, шагнула на сцену, как на эшафот, и начала читать по памяти монолог, запи-санный ею на прошлой неделе:
Этой ночью я зажгла необычную свечу. И необыч-ные мысли пришли и зажгли тревожные чувства и бес-покойство: если не сумею передать всю важность этих своих мыслей, значит провалю, не выполню свое предназначение.
Внутри каждого из нас, без исключений, просто может очень-очень глубоко, там, куда трудно добраться, спит, изредка пробуждаясь, высшее «я». Высшее - это потому, что за обыденностью, за каждодневной суетой, за хлопотами, мелкими, малозначащими, наше основное предназначение все более превращается в зыбкий мираж. Чем старше мы становимся, тем чаще этот мираж исчезает в мареве пустыни, которую мы называем современной цивилизацией.
Бесспорна на первый взгляд необходимость тру-диться, зарабатывать деньги, так же как тысячи лет назад наши предки тратили все свое время на то, что-бы добыть пищу и защититься от врагов и опасностей, Этих врагов всегда было достаточно: воинственных жестоких соседей, диких животных, засух, эпидемий смертельных болезней.
Только вот сейчас главной опасностью стали мы сами, истребив, загнав в глубокое подземелье свое внут-реннее «я».
Внутреннее «я»- это не просто интуиция, которая на подсознательном уровне защищает нас от фаталь-ных ошибок, предупреждает о скрытых опасностях. Это скорее то, что нас возвышает над повседневно-стью, над хлопотами и заботами, которые поглощают все наше время.
Лишь изредка мы ощущаем приступы неудовлетво-ренности. Если не заливать их алкоголем, не погру-жаться в глупые авантюры, а просто ввести себя в со-стояние внутреннего созерцания, то можно услышать некоторые ответы на сокровенные неожиданные вопросы.
Поиск адреналина - это та же скрытая попытка спрятаться от своего внутреннего я, настойчиво про-рывающегося в сознание.
Ведь сумел же Мюнгхаузен приподнять сам себя за волосы и вытащить из болота. Бравый герой и не думал, насколько важны его фантазии в части поднятия себя над болотом действительности.
Попробуйте возвыситься в своих чувствах к люби-мым, к семье, к отечеству, к совершенно незнакомым людям, вызвавшим у вас прилив сочувствия, удивления, восхищения.
Попробуйте выразить ваше возвышение сплетени-ем слов, мысленных образов, словесным описанием ва-ших мысленных представлений, с передачей восхищения, яркого и могучего, способного изменить, преобразить все окружающее.
Представьте себе предрассветную мглу, в которой смутны очертания окружающего. Но только-только солнечный диск показался над горизонтом, как первые солнечные лучи осветили удивительной красоты жен-щину, сидящую на каменной скамье. На руках у нее ре-бенок, приоткрывший чистые детские глаза, взгляд женщины на ребенка полон такой красоты и силы… Ребенок только пробудился и встречает взгляд матери, глаза его светятся беззащитным доверием и пронзи-тельно чистой детской любовью. Рядом на плечо жен-щины преклонили головы пара лебедей, живущая спла-вом неразлучной любви.
Живые цветы обрамляют каменную скамью ласко-вой гармонией цветов, звучит и струится музыка Ви-вальди.
Постройте, выстрадайте десятки, сотни таких образов.
Потом сумейте эти образы сохранить и защи-тить. Эта задача быть может труднее, чем первая. Ведь вам надлежит выстроить такую защиту, кото-рую не сможет преодолеть самый коварный враг, и да-же время бессильно разрушить созданное вами.
Но чаще всего возвыситься нам мешает страх па-дения. Ведь когда ты понимаешься все выше и выше, тебя начинают видеть многие и многие. К тебе начинают приглядываться, осматривать со всех сторон, оценивать, завидовать, насмешничать.
Большинство конечно же порадуются и проник-нутся возвышенными чувствами. Но много и тех, кто страстно желает падения, такого падения, которое изломает всего тебя и крылья, вознесшие вверх.
Вот почему тысячи душ, готовых к возвышению, в страшных видениях, навеянных черными ангелами, видят вновь и вновь сцены собственного падения. И страх падения побеждает. Перед таким страхом трудно устоять.
Но стоит впечатывать себе в душу и сердце: даже если на одно возвышение произойдет тысяча падений - дело того стоит, одно радостное чувство полета сто-ит дороже тысячи падений. Когда придет это понима-ние - все страхи сгорят, исчезнут, уйдут невозвратно в небытие, и ты научишься подниматься после падений раз за разом, готовясь к новому полету ввысь.
Тогда тебя ничто не остановит. Ты познаешь, что такое чувство полета, и достигнешь жизненных целей.
Монолог был выслушан в тишине и никто - не пы-тался аплодировать. Даже Костян, обычно выражающий свое восхищение выкриками и улюлюканьем, молча смотрел куда-то поверх ее головы. Лишь спустя минуту Костян все же нарушил тишину:
- Ну, Люба - Любочка (почему-то и он вдруг начал называть ее новым счастливым именем), тебе бы книги писать, да пьесы театральные ставить. Так сказала, что после тебя ни о чем другом думать не хочется.
Следом на импровизированную сцену решительно и грузно шагнула Марина Петровна. Поддоны под ее каблу-ками жалобно скрипнули. Марина Петровна начала с мо-нолога, написанного в собственном жестком стиле.
Нас переселяют массово в мир карликов, мы не за-мечаем и постепенно превращаемся в колонну зомбиро-ванных, маленьких, слабых человечков. Нам всеми сред-ствами показывают: в карликовом мире намного легче выжить, не надо стремиться к высотам, рисковать, мечтать. Кругом растут карликовые деревья, с которых легко собирать урожай.
В карликовом мире нет возвышенных чувств и го-товности к самопожертвованию
И хлопоты карликовые. Карликовый мир приучает довольствоваться малым, склонять головы перед пове-лителями, не смотреть им прямо в глаза, чтобы не промелькнула искра недовольства. Избегать конфлик-тов, не заступаться за слабых, не вступать в противо-стояние с агрессорами. В карликовом мире живет и властвует наивная идея: все агрессоры и забияки сами истребят друг друга, и тогда мир избавится от скверны насилия.
Не надо будет совершать подвигов, спасать люби-мых и помогать страждущим.
Вода жизни сама потечет в нужном направлении, сама выберет нужный маршрут и пологий уклон, обо-гнет препятствия и выйдет к цели.
Ведь как организован мир? За что платят деньги? - На первый взгляд покажется, что тебе платят за выполненную работу, за законопослушание, за согласное кивание и преклонение перед властью. Но если присмотришься внимательно, заглянешь за кулисы театра марионеток, осознаешь: деньги наполняют твой карман только в том случае, когда ты живешь только для себя, радуешь только себя.
Деньги поступают на твой счет, чтобы ты убла-жал только себя, чтобы только к себе ты испытывал положительные эмоции, чтобы думал только об одном - потреблять побольше вина, пива, селедки, проглаты-вать телевизионные передачи и фильмы, в которых тоже только об одном - о сладости потребления.
Но однажды вода жизни, в нарушение всех законов тяготения, потечет вспять - и придется просыпать-ся…
В этот раз первым восторженно захлопал в ладоши Костя, но Марина Петровна прервала его:
- Погоди, я не кончила еще, вот стихи, послушайте, этой ночью написала:
Я не зову мечту, Я не прошу прощения,
За нерассказанную повесть о моей любви,
О том, что не подвержено забвению.
Пусть все останется несбывшейся мечтою,
Пусть это будут бредни с пьяною слезою,
Но это будет все мое,
моя душа
Проснулась и не желает знать покоя.
Пусть время успокоит тот огонь внутри,
Пусть хлопоты о продленье жизненных устоев
Уйдут в небытие и вернут из памяти ту яркую,
Утраченную в детстве тропку золотую,
Что я нашла в таинственном лесу,
В стране, где вечно лето ждет весну.
Эту поэтическую гулянку закончили на какой-то странной ноте, словно с сожалением. Только Костя, приобняв Марину Петровну, что-то оживленно ей доказывал.
АНГЛИЙСКИЕ СТРАДАНИЯ
Временами Никита уставал от шума, мелькания человеческих фигур. В эти моменты он старался пристроиться где-нибудь в стороне и просто посидеть на своей тележке, наблюдая за этим миром, все еще остававшимся для него чужим.
И этот мир, для которого равнодушие было нахальным вызовом, решил нанести первый пробный удар. Это случилось ровно на четырнадцатый день рыночной карьеры Никиты. Апатичное, усталое созерцание было прервано Машенькиными рыданиями - горькими и отчаянными. Она едва добежала до рынка, растирая по щекам слезы горькой обиды. В ответ на расспросы она, не останавливая всхлипываний, сообщила: учительница английского, Мария Ивановна, назвала ее тупым созданием и поставила очередную двойку.
Выяснилось, что в душе у Маши поселился страх пе-ред этим ужасным языком. И вселила этот страх строгая и резкая Мария Ивановна на первом же уроке. Если первая учительница, Наталья Ивановна, была снисходительна к Маше и после кротких упреков, натягивала тройку, то Мария Ивановна решила изгнать лень из учеников «огнем и мечом». Так случилось, что Наталья Ивановна вышла замуж и переехала в другой город и в один несчастливый день в класс вошла новая учительница и начала урок с жесткого фронтального опроса, завершившегося множе-ством двоек.
- Сами потом меня благодарить будете, - заявляла она под аккомпанемент всхлипываний двоечников. Но если за многих, оплакивающих свою двоечную судьбу, начинали хлопотать родители, несли подарки, просили о снисхождении и умильно заглядывали в глаза, то за Машу просить было некому. Бабушку мучил артроз, дойти до школы она никак не могла, да и не особо волновали её школьные проблемы внучки, поскольку ее любимый сериал «Слепая» волновал ее куда больше, чем мелкие на её взгляд неурядицы в школе.
Постепенно Мария Ивановна, войдя во вкус, перестала стесняться и почти на каждом уроке непременно напоминала «тупому созданию» о неисправленных двойках.
Никита вдруг ощутил, как слезы дочери, превращаясь в капельки раскаленного металла, падают на грудь, проникая сразу глубоко, разжигая внутри невыносимую боль. Для него в этот момент стало главным в жизни защитить дочь от угрозы, перед которой она беззащитна, а он - никчемный алкоголик, человечишко, не способен сделать ничего, даже самого малого для защиты своего ребенка.
Ощущение бессилия и отчаяния словно раздробили на мелкие кусочки весь его скелет, все опоры, что позволяли его телу держаться прямо и существовать на этой земле. Это ощущение, пришедшее явственно, словно приговор его неправильному выбору, выбору остаться в этой реальности, в этом мире, парализовали мозг, тело, душу, вернули все ощущения базальтовой грани с острыми кромками, режущими его живую плоть.
Перебивая наплыв безысходных видений в голове, где-то справа в затылке укололи острые иголочки, бодря-щие и призывные; четкий мужской голос со знакомыми металлическими нотами прозвучал спокойно и буднично:
- Успокойся, ты просто проходишь очередное ис-пытание, кстати, не очень тяжелое. Учись. Тебе надо всему учиться в этом мире, как и всем другим его оби-тателям, только они эту необходимость осознают не так остро как ты, не так в ней нуждаются. Напрасно. Скоро ты осознаешь, что именно ты находишься в при-вилегированном положении, поскольку принужден учиться быстро. Тебе надо быть спокойным и просто вспомнить, что простая доброжелательность, устой-чивая и настойчивая побеждают в таких ситуациях. Запомни: проигрывает тот, кто идет на врага в лоб, пытается напасть, ударить, уничтожить. Твоя задача в другом: научить ребенка, создав для него игру, веселую и слегка небрежную, разыграть маленькую пьесу в про-винциальном театре, превратив трагедию в оптими-стическую игру с юмором и шутками. Только таким путем ты введешь своего ребенка в мир успеха и жиз-ненных продвижений, в котором выигрывать надо не злобой и ненавистью, а незлобливой шуткой и талан-том находить положительные, созвучные струны в тех, кого ты считаешь своими кровными врагами.
Никита спешно переоделся, благо рабочий день по-дошел к концу, решительно взял Машеньку за руку и зашагал к родной Цементной улице.
Дома он усадил дочь за стол и, закрыв глаза, попытался сосредоточиться, разбудить в себе способности, которые, он не сомневался, кто-то заботливо вложил в его мозг.
В голове мелькнули десятки картинок веселых и смешных буффонад, зазвучали звонкие голоса на незнакомом языке.
Никита отвел ладони, судорожно сжимавшие голову, взял из рук Маши учебник и раскрыл наудачу на тридцать второй странице, прочитал раздел «Задания на дом» и вдруг осознал, что он хорошо понимает английский, более того - язык непроизвольными движения силился воспроизвести созвучия, становившиеся все более знакомыми. Пробежал глазами несколько строчек и вдруг запел
It is long way to Tipperery
It is long way to go
It is long way to little Mary
To the sweetest girl I know
Потом он неожиданно для себя прошел бодрым шагом из одного угла комнаты в другой, высоко задирая колени, и опять запел, подделывая голос под строевую песню:
Путь далекий до Типперэри
Путь далекий да-амой
Путь далекий к малютке Мэри
Девчонке са-амой сла-адкой
Никита приложил правую лань козырьком к виску и пропел, слегка фальшивя, еще один куплет, сделал разворот налево кругом и продолжил маршировать на месте.
Маша, лицо которой быстро просохло от слез, восторженно захлопала в ладошки.
- Мария Ивановна ставит мне пять баллов. А я дарю их любимой дочке. Вот что, Машуля, - Никита сморщил лоб и тут же зашипел от боли, - у меня план изучения английского по новейшей методике. Так что через пару недель Мария Ивановна будет каждый урок перед тобой извиняться и восхвалять твои таланты.
В голове Никиты словно яркие вспышки возникали образы, слова, фразы, сцены из обыденной жизни сменя-лись озарениями: «Вот ведь как приходит понимание, когда в жизнь приходят озарения и возрождаются утерянные способности… Стоп! Ведь четыреста лет назад умница, педагог и человек с большой буквы Ян Коменский создал свою систему и назвал ее «Открытая дверь языков». Ведь смог доказать тогда всей Европе, погрязшей в зубрежке латинских текстов, что в языке нужно услышать гармонию, прочувствовать слова и фразы, воплотить их в маленькие театральные постановки, создать образы и услышать музыку. Ведь в каждом языке есть красота, гармония и любовь. Поверь в это - и перед тобой распахнутся двери…
Никита принял это и понял: это дар, переданный ему из прежней, скорее всего, необычайно яркой жизни. И это только микроскопическая частичка того космоса, который живет в его душе. Он оперся о стену и «погрузился в процесс»: в голове возникали незатейливые сюжеты, звучали монологи из знаменитых пьес Вильяма Шекспира, Оскара Уайльда, Сомерсета Моэма…
Ему никто не мешал. Машенька молча восхищенно смотрела на него, застывшего в мучительно яркой попытке вспомнить все, что начало настойчиво пробиваться в сознание.
С этого дня Никита проводил с Машенькой по уроку в день.
Каждый урок по своей сути не был таковым. Это были игры, маленькие пьесы, в которых дочка играла то рассерженную маму, то котенка, который не хотел слушаться маму-кошку (Three little kitten put on their mitten…). (Три маленьких котенка надели свои варежки).
Потом, неожиданно, Никита ввел в занятия чтение стихов. Игра сразу многократно усложнилась. Дело в том, что он неожиданно для себя начал читать вслух фрагменты сонетов Шекспира, в голове зазвучали строки в сопровождении едва слышимой, странной незнакомой музыки. Вначале Маша с трудом усваивала эти уроки, словно невидимая преграда сооруженная Марией Ивановной, отпугивала ее своими острыми шипами.
Никита прятал сомневающиеся взгляды и упорно продолжал повторять певучие звуки английского, которые начал сопровождать незамысловатым подстрочным переводом.
Однажды, когда Никита уже начал отчаиваться, эта преграда одним махом рухнула. Машенька услышала странную волшебную музыку. Произошло это внезапно, когда оба мучительным усилием старались перевести строки из сонета 60
And yet to times in hope my verse shall stand,
Praising thy worth, despite his cruel hand
И тут же прочел певучие строки перевода С. Маршака:
Но время не сметет моей строки,
Где ты пребудешь, смерти вопреки
For such a time do I now fortify
Against confounding age,s cruel knife?
That he shall never cut from memory
Для тех времен теперь я выстрою опору
Против жестокого, все поражающего ножа веков
То, что никогда не вырезать из памяти
Машенька услышала созвучие слов, и странную притягательную, едва слышную музыку, отчего глаза у нее засветились, посылая на Никиту яркие задорные лучики. Фантастика! Уже через неделю, Машенька прочла по памяти без запинки четыре строки сонета номер 63, потом номер 60. Самое интересное в этой новой для них обоих игре было то, что они вместе пытались составить «поэтический» перевод. Потом, призналась: прошлой ночью во сне ей послышался другой, свой перевод этих двух строчек. Она тотчас проснулась и записала:
Но смерть отвергнув, сквозь века
Моё перо твой светлый образ пронесет,
Его бессмертье воспоёт,
Пусть с ним живет моя душа
Никита вначале просто удивлялся, потом радовался, наконец восхитился: в детях заложено столько талантов, столько возможностей, что можно уверенно заявить: если человек сохранит в себе детское восприятие мира, то он будет талантлив и счастлив. Но такое редко случается…
Когда у Машеньки проснулся интерес, когда в душе заиграли тайные струны, проснулся талант, о котором она не подозревала, все вокруг изменилось, исчезли страх и желание убежать, спрятаться от неподъемного английского, от угроз и издевок учителя. Внутри проснулось волшебство: в памяти всплывали вдохновенные строки, написанные на чужом языке, наполненные невидимой, но явственной музыкой, которую можно услышать только настроив синхронно свое сердце и душу. Казалось, человек, живший четыре века назад, пришел воодушевленный, встал рядом и ласково, приветливо улыбнулся и под его взглядом и страстным желанием проявился прекрасный образ любимой женщины в платье из тонкой с золотыми блестками ткани малинового цвета.
Потом перед Машей возникли изящные буквы, напи-санные на толстой тяжеловесной бумаге с глянцевым желтоватым отливом. Представлялось, что отдельные красивые английские слова и фразы написаны ее рукой, строка за строкой под диктовку поэта. Довольно скоро Маша сама писала каллиграфическим почерком один из сонетов и сразу следом - записывала собственный перевод, иногда просто подстрочный, не очень благозвучный. Все чаще звучали и повторялись сплетения слов, берущие за душу своей гармонией.
Мария Ивановна в этот период болела гриппом, потом воспалением легких. Вместо нее уроки вела Агнесса Петровна, с некоторой оторопью воспринимавшая Машины успехи, особенно, когда в качестве домашнего задания дети должны были выучить наизусть простые короткие четверостишья английских поэтов девятнадцатого века. Машу вызывали в числе последних, и когда она попросила разрешить прочесть более ранних поэтов, Агнесса удивленно приподняла очки и кивнула головой. Маша прочла вначале сонет Шекспира, номер 60. Прочла свой собственный перевод. Потом номер 52, с переводом последних четырех строк. Агнесса Петровна сняла очки и посмотрела на Машу долгим пристальным взглядом. Потом вдруг поднялась и начала хлопать в ладоши, весь класс ее поддержал.
Домой Маша бежала быстро, но ей казалось - очень медленно. В какой-то момент ноги стали лишь слегка ка-саться земли. Встречный ветер прямо-таки давил на лицо, из глаз бежали струйки слез, устремившиеся к вискам. В голове родилось: «Так я уже лечу!». И тут же в сердце пришел страх. И вновь непослушные ноги налились тяже-стью и скоро бег превратился в быстрые шаги, а сердце переместилось в горло и громким настойчивым стуком остановило победную гонку. Домой Маша пришла уставшей, с пересохшим горлом. Но вся светилась словно мотылек на свету. Увидев ее, Никита ощутил укол страха, почувствовал как земля качнулась. Но все разрешил ее радостный крик:
- Папка, мы победили!
Этот день стал точкой победного отсчета событий, и Никита с вдохновением впитывал все запахи, цвета, ощу-щения нового мира, в который он прибыл нежданно-негаданно. Он все больше погружался в новый для него мир, решительно изгоняя из себя остатки этилового спирта, которые, казалось, будут бесконечно его мучить. Иногда его охватывало такое острое желание выпить спиртного, хотя бы пива. Судороги начинали сводить желудок, мышцы бедер, а руки превращались в никчемные трясущиеся конечности. Надежное лекарство от этого - горячий чай с сахаром и лимоном всегда был наготове. И Никита все глубже познавал свой организм, вслушивался в сердечную аритмию, поглаживал увеличенную, болезненную на ощупь печень, научился лечить полуразрушенные почки разными травяными отварами.
Все чаще явственно ощущал: что-то очень важное настойчиво пробивалось из того мира, который он покинул, скорее всего так же внезапно, как прибыл в этот. Иногда в памяти всплывал женский силуэт, голос, вдруг превращающийся в восхитительный образ. Потом этот образ ускользал, не оставляя после себя воспоминаний и неясное щемящее чувство потери охватывало его целиком. И тогда страстное стремление вспомнить всё сажало его за стол, ручка сама бежала по страницам школьной тетради. Это были записи воспоминаний и уроков той жизни, в которых оживали неясные образы любимой женщины, которую он потерял там и не сможет найти здесь, может только мечтать потаённо и несбыточно.
Мечтами он продолжал жить в том мире, в котором были потрясающие душу потери и обретения, в котором он нашел и сохранил свою любовь, раскрывая многие тайны бытия.
Тогда Никита решился: он должен обязательно про-честь тот монолог, что воспроизвела его память, потому что в той словесной вязи, созданной им когда-то давно, был заключен код счастливой жизни. Не всякий способен этот код уловить в словосочетаниях, но, даже услышав и запомнив, многие в трудный час вспомнят о нем, что может спасти от падения в пропасть.
Никита заранее предупредил Костю и тот, открывая очередную «гулянку», притянул Никиту за руку, сообщив, что сегодня будет разговор только о самом главном.
Никита прикрыл глаза и сразу почувствовал шум во-допада, и влажный ветер бросил в лицо мелкие брызги воды, насыщенные ароматами горных трав. И тогда его слова и фразы стали напоминать слитный звук воды, несущий жизненные силы:
Тайна седьмая, главная. Тот, кто ее разгадает и впитает отгадку всей своей сутью, обретет вечное счастье.
Человек так устроен: познает мир через слова. Ко-нечно, часть познания дают нам запахи, прикосновения, зрительные образы, движущиеся картинки на экране. Но главным остается слово. В поисках предназначения человек всю жизнь учится управлять собой, окружающими и миром словами, превращая их в энергию дел, славных или позорных, в энергию любви или ненависти.
Одним потоком слов можно охватить, обнять и вознести, другим потоком можно задушить, бросить наземь, в грязь, растоптать, третьим - ввести словес-ную инфекцию, и человек опасно заболеет, Четвертым - вылечить, спасти от смерти. Есть и слова-убийцы, мы уже об этом говорили, но вспоминать о них надо ча-сто и настойчиво, поскольку в них таится главная опасность.
Мы думаем, что управляем произносимыми слова-ми, а через них своей жизнью. На самом деле чаще управляют нами - работает огромная, поглощающая все машина внушения, огромный, во всю планету теле-экран, развернутые по экватору полосы газет.
Заряженный человек своими речами, словно запро-граммированный робот, продолжает действие всеобщей «машины внушения».
Познай суть и все проявления этой машины, выйди из послушных рядов марширующих слов, стань белой вороной, научись различать чужие тщательно скры-тые смыслы. Тогда только перестанешь влачить жалкое существование проводника чужих идей и мыслей. Очисть сознание и создавай свой славный словесный мир, вместе с любимой насыщая его светлыми образами. Не впускай в этот мир ничего стороннего.
Сделай открытие и чудесным образом усвой: твоя любовь, твои самые близкие люди ходят не по земле, твой дом и семейный очаг - все это держится не на зе-мельной плоти. Весь твой мир и жизнь близких тебе людей держатся на мощных сплетениях твоих слов и слов близких, рождающих мысли и образы, чья твердь держит их, укрепляет, дает пищу, приносит радости и мелкие печали, без которых не обходится ни одна жиз-ненная ткань.
Там, где словесная опора и созданные образы дают прорехи, рождаются провалы и поражения. Там, где ткань крепка, надежна - все строится успешно.
Словесная почва, ухоженная, насыщенная теплом, живительными силами, всеми проявлениями любви, да-ет прекрасные урожаи и создает твой мир. На сталь-ных сплетениях слов веками стоит твой дом, в кото-ром никогда не угаснет семейный очаг.
Есть слова-строители, созидатели, несущие мысли и планы на долгие годы вперед, создающие семейные постройки, порою даже целые дворцы. Строй ими.
Есть слова-сомнения. Они несут смысл: «Не заби-райся высоко, не будет так больно падать». Сомневай-ся, но не возводи осторожность в ранг «жизненной стратегии».
Есть слова усмирения и примирения: «Пережили то, переживем и это». Находи слова для усмирения плоти, но не духа.
Есть слова - предатели, слова-капитулянты. Их обычно не произносят вслух, потому что эти слова оз-начают сдачу на милость победителя, согласие на по-зорный плен и плен своих близких, своей любимой: «Об-стоятельства сильней меня, все равно проиграем. Еще пожить хочется». Этих слов стыдятся, эти слова как позорное клеймо раба, предпочетшего рабство, не рискнувшего побороться за свободу. Не впускай эти слова и не произноси их, ведь они проводники слов-убийц.
Самые опасные - слова-убийцы. Их нельзя впускать в сознание, произносить, приводить даже в качестве примера, помня: они, вырвавшись на свободу, способны жить своей отдельной жизнью, убивая раз за разом подло, из-за угла.
Каждый мужчина наследует хорошую семейную традицию, добрые слова и образы, эту почву, дом, семейный очаг, интуитивно, иногда вслепую укрепляя то, что создано предками и любимыми, не задумываясь о том, что есть эта самая СЕДЬМАЯ ТАЙНА.
Случается поэтому: сплетения слов начинают те-рять свою прочность, слова становятся ветхими, из-нашиваются, стираются из памяти, и семейная оби-тель начинает оседать, проваливаться, рушиться.
Тогда надо оставить все дела, стереть все хлопот-ные мысли, очиститься от скверны, которой ты повсе-дневно, не оберегаясь, позволяешь прилипать.
Ощутив готовность, обними любимую так, чтобы каждая клеточка ощутила прикосновение. И вспомни все самые главные слова: «драгоценная, чистая, испол-ненная любви, ласки, нежности, приносящая вдохнове-ние, несущая познание…». Излей их потоком и он очень скоро насытится образами, материализуется, превратится в прочную ткань, прошитую стальными нитями верности. Тогда все возродится, твой дом укрепится новыми стальными опорами.
И еще раз о защите, о броне, которую ты должен создать.
Будь внимателен, словесная твердь может быть разрушена вторжениями слов-предателей, слов-паразитов, или, что еще хуже, слов-убийц. Эти слова ты мог в порыве гнева, в состоянии забывчивости вы-бросить из губ и забыть об этом.
Но эти слова, выйдя из тебя, обретают свою жизнь, жизнь «начальных» (тех самых, чье рождение было одновременным с зарождением нашего мира) вирусов-пожирателей. Они способны разрушить веру, надежду, и даже любовь. Они имеют особенность повторяться, проникнув в память, подобно эху в горных ущельях, размножаться, подобно вирусам чумы, сибир-ской язвы. После тысячи повторов, войдя в резонанс, слова-убийцы настигают живую плоть счастья и начинают вгрызаться в нее.
Можно по забывчивости не надеть плащ и шляпу перед дождем и поспешить на работу, промокнуть до нитки, простудиться, можно забыть о важной деловой встрече, можно забыть о многом, но о том, что слова-паразиты, слова-убийцы способны пожрать твое сча-стье - об этом забывать нельзя.
Защити свой дом, свой очаг, свою любовь от этих нападений. Будь начеку и днем и ночью. И не жалей сил, времени на поиск главных слов, открой им двери пошире, отставь в сторону скромность, стеснение, прошивай раз за разом стальными нитями найденных слов свои семейные опоры вместе с любимой.
Эта работа не имеет ни временных, ни простран-ственных пределов, она бесконечна, если ты хочешь вечности своей любви, своего продолжения в бесконечности.
ШКОЛЬНЫЕ ИНКВИЗИТОРЫ
Маша все чаще стала рассказывать отцу о событиях школьной жизни. Постепенно перед ним выстраивалась удивительная и трагическая картина школьных будней, где хрупкие детские души подвергаются испытаниям, которые взрослым и не снились. Расслоение, разделение из взрослого мира властно перемещалось в школьную действительность, нанося тяжелые раны детским душам, не готовым к коварству и жестокости.
Учителя снисходительно рекомендовали родителям репетиторов. Те, кто выполнял рекомендации, попадали в элитные группы, их плавно и целеустремленно готовили к переводу в десятый класс. Остальные, большая часть, после девятого класса уходили во взрослую жизнь. Кто-то из них попадал в ПТУ, платные колледжи, кто-то шел работать. Казалось, все разумно. Равенство не означает уравниловку.
Но сама конкурсность никак не означала справедли-вость. Скорее наоборот, в конкуренции побеждали те, у кого родители были более обеспеченными, те, кто мог оплатить репетиторов, те, кто оплачивал платные отделения вузов, колледжей.
Никита остро и болезненно воспринимал рассказы дочери, все чаще погружаясь в школьное инферно, когда хрупкая и наивная детская душа получает по сути удар за ударом из взрослого мира, не понимающего и презираю-щего детские души.
В голову Никите все настойчивей лезли мысли:
- Правильно ли это, когда детей еще в школе разде-лили на способных и «слабеньких», на одаренных и, хотя об этом избегают говорить открыто, бездарных. Да-да именно это подразумевается, когда для особо одаренных и талантливых создаются престижные школы. Когда в центральные городские школы выстраиваются очереди, в то время как в обычные окраинные, в школы рабочих поселков не заманишь не только детей, но и толковых педагогов.
Могут возразить: ведь троечник Эйнштейн все равно пробился и стал великим. Так же и каждый спо-собный мальчик или девочка пробьются в жизни. Мож-но ответить: не пробьются, жизнь - жесткая и бес-компромиссная лишит этих детей корневой системы, превратит во временщиков, и унылый пустынный ве-тер будет гонять их по жизни словно перекати-поле.
Просто нужно установить одну очень важную ис-тину: нет на земле бесталанных, бестолковых детей. Есть взрослый мир, не заметивший их талантов и спо-собностей. Есть несовершенство, несправедливость этого взрослого мира.
Оно и становится главной причиной всех бед, ко-торые обрушиваются на любое общество, любое госу-дарство, потому что дети, не сумев воплотить свои возможности, не открыв свою внутреннюю вселенную навстречу взрослому миру, получают тяжелую травму, теряют веру. Их скрытый, не нашедший выражения талант превращается в губительную силу, в синдром разрушения, в стремление к неосознанной мести. А если этот синдром впечатывается в генную память, то рождаются злодеи, убийцы и разрушители, от которых содрогается даже матушка-Земля. Так неравенство и несправедливость под лозунгом «Отдадим все одаренным детям» превращается в замкнутый круг проблем и жизненных крушений.
В школьной среде, разделенной конкуренцией, привилегиями, учительскими предпочтениями быстро возникали группки мальчиков и девочек, желающих утвердиться за счет сверстников. Избить, унизить одноклассника, заснять это на видео оказалось столь соблазнительным промыслом, что стало настоящим бичом, больно хлеставшим по детским душам.
Не миновала эта участь и Машеньку. В ее классе признанный неформальный вожак Петя Ломакин еще пару лет назад взял за правило отпускать подзатыльники мальчикам. Лишь одного из них, Вадика Поперечного он не трогал. Потому что еще в самом начале своей «карьеры» встретил такой яростный отпор, когда Вадик, бывший на голову ниже, бросился на Петю, свалил, дважды укусил за щеку, пытался оторвать ухо. При этом кричал нечто несвязное: «Ненавижу! Убивать буду гадов!». Отцепить от Пети мальчика удалось с большим трудом. Во время разбирательства, как ни странно, пострадавший Петя и его мама - подполковник полиции, попросили Вадика не наказывать и скандал загасить. Что и было сделано, к великой радости мамы Вадика, воспитывавшей его в одиночестве, без мужа, тоже поли-цейского, погибшего во время командировки в Чечню.
Некоторое время Ломакин вел себя необычайно тихо и скромно, но потом опять принялся раздавать безответные подзатыльники, обходя стороной конечно же Вадика. Через некоторое время Петя принялся за другое. В туалете заставлял некоторых одноклассников становиться перед ним на колени. Потом, неподалеку от школы нашли заброшенный металлический гараж, хозяин которого уехал в дальнюю командировку. В просторном ржавом пространстве Ломакин и еще двое подельников проявляли чудеса изобретательности в издевательствах над ребятами своего и параллельного классов.
Детей заставляли целовать друг друга в оголенный зад, писать в специально припасенные стаканчики и потом пить мочу друг друга, есть мышиные экскременты. Все это с подзатыльниками, пинками, прижиганием сигаретами интимных мест и снимали на смартфон. Записи в Интернете не размещали из соображений конспирации.
Любимым занятием стал просмотр отснятых кадров; собравшись группкой, пили пиво и портвейн, упражнялись в комментариях, задыхались от хохота, просматривая сцены издевательств.
Скоро и этого показалось мало. Подельник и задушевный друг Ломакина, Витя Костин, любитель порносайтов, предложил новый вид развлечений: затащить в какое-нибудь укромное место девчонку, заставить ее раздеться и поизгаляться над ней вдоволь. Жертву выбирали долго. Нужно было подобрать такую девочку, родители которой не смогли бы жаловаться. В классе было две таких девочки. Но выбор пал на Машу, поскольку Таня Погорелова, родители которой также были лишены прав, выглядела уж совсем замухрышкой, была бледной, худой, остроносой, часто болела простудами и кашляла на уроках. Ее регулярно проверяли на предмет туберкулеза, но ничего не обнаруживали, и девочка продолжала трудную борьбу за свое место под солнцем, натужно кашляя на уроках и исподлобья отвечая злобными взглядами на злобные шутки Ломакина и его друзей.
Сердце у Никиты предательски екнуло, когда он уви-дел вбежавшую в его комнату Машеньку, ее волосы были спутаны, клочками склеены скотчем, на кистях рук багровели кровоподтеки.
Машин рассказ об издевательствах Никита воспринял как огромный силы удар, как тяжкое испытание. Само выслушивание сбивчивого рассказа Машеньки стало его большой личной трагедией. Потому что ее переживания входили в мозг, в душу, в тело, словно острые зазубренные предметы для инквизиторских пыток. Никита чувствовал, как по щекам горячими ручьями побежали слезы, принесшие толику облегчения.
Скомандовал себе: все, хватит! Только от меня зависит сейчас судьба самого любимого в этом мире человека, только я смогу ей помочь и спасти ее от этого кошмара.
Никита смотрел поверх Машиной головки омертвев-шим бессмысленным взглядом. А в голове все воспроизводись Машины всхлипы, вопросы: «За что?». А между всхлипами надрывный крик: «Я жить не хочу, как вспомню, так совсем не хочу жить!».
Как выяснилось, Маше еще повезло. Когда истязатели, залепив ей рот заранее заготовленным скотчем, начали срывать с нее одежду, поцарапав ногтями живот и бедра, снимавший на телефон Витька Костин зашипел:
- Темно здесь, не видно ничего, давайте, дверь хоть приоткроем, дураки мы - фонарь забыли Так было бы классно!
В этот момент пенсионерка, жившая на первом этаже старой кирпичной пятиэтажки вышла на шум приоткрываемой двери заброшенного гаража и громко стукнула тяжелой клюкой о металлическую стенку:
- Ах вы сволочи!. Все вокруг обгадили, так и здесь уже притон организовали! И громко прокричала: Полиция!
Ломакин, Костин и еще двое пацанов из параллельного класса, оттолкнув старуху, выскользнули из гаража и бросились в разные стороны.. Рассвирепевшая старуха чуть было не ударила Машу своей клюкой, но потом развязала испуганно ее руки, помогла снять липкий тягучий скотч, который Ломакин затянул круговыми движениями, прижав и приклеив волосы к затылку. А Маша все это время молчала. Когда смогла вздохнуть воздух полной грудью, потеряла сознание.
Крикливая старуха не нашла ничего лучшего как по-вернуться и уйти, бросив ребенка в открытом гараже. Так что Маше пришлось самой, собрав всю оставшуюся волю в кулак, добираться до дома. И пошла она не к бабушке, а к отцу, интуитивно понимая, что только он сейчас способен ей помочь.
Первым делом Никита поспешно написал заявление в полицию и директору школы. К несчастью, у Нины начался запой, и помочь она ничем не могла. Её отправили к близким родственникам, жившим в поселке неподалеку.
- А может, запой этот очень кстати, ведь если придут разбираться полиция да чиновники, увидят алкогольный женский психоз, все дело может обернуться очень плохо для всех, и прежде всего для Машеньки.
Сердце болезненно сжалось в каком-то безысходном предчувствии.
Никита взглянул на себя в зеркало, вспоминая свой облик в первый день пришествия в этот мир. Смотрел боязно в новый зеркальный квадрат в углу, благо обкусанное, треснувшее старое зеркало откочевало на свалку… Теперь из новенького зеркала на него смотрели василькового цвета глаза, обвислые щеки втянулись, ушла их синюшность, только на шее, прямо под подбородком оставался шарообразный нарост. Щеки загорели под рыночным солнцем и слегка втянулись вовнутрь. Слегка удлиненный нос с горбинкой тоже утратил синий цвет и выглядел вполне пристойно. А лоб у него оказался высоким и даже каким-то вальяжным, словно срисованным со старинных картин. Внезапно глянувшее из зеркала лицо кивнуло успокоительно и плотно сжатые губы прошептали: «А ты ведь теперь можешь внушить доверие, надо только поверить в себя… Соберись, сейчас самое время вспомнить о своем потен-циале, обо всем самом лучшем, что ты накопил в той, прошлой жизни. Ведь на кону судьба и жизнь самого близкого на земле человека, твоей кровинушки, которая для тебя многократно дороже, чем собственная жизнь».
Дежурный старший лейтенант в отделе полиции пробежал заявление и поднял недоверчиво глаза на Никиту, поерзал на стуле и потребовал у него паспорт. Долго вглядывался в фотографию, потом протянул:
- Что-то вы гражданин на себя непохожи. Фотография на паспорте совсем не соответствует вашей личности. Будем проверять. Вытащил из кармана мобильный телефон и нажал на кнопку:
- Вадим Николаевич, тут пришел гражданин по поводу происшествия в школе. Да-да, там фамилия Ломакин фигурирует… Все, жду.
Дежурный повернулся к Никите:
- А вы, гражданин Демидов, присядьте пока вот тут - указал на полуразвалившуюся секцию старых, покрытых желтой краской стульев.
Никита с опаской посмотрел в сторону стульев и ото-шел в угол комнаты. В правой части головы тревожно закололи иголочки, металлический голос прошептал:
- А я уже хотел распрощаться. Но сейчас ты влип и влип серьезно. Тебе придется воспринять мой совет как инструкцию, которую нужно неукоснительно вы-полнять. А делать тебе придется вот что: соглашайся со всем, что тебе сейчас скажет спешащий сюда майор - это родственник Ломакина. Твоя главная задача сейчас показать, что ты испуган, сломлен, боишься. Иначе тебя упекут в следственный изолятор и… Ну прямо не хочется тебя пугать, но придется там тебе несладко. Так что если хочешь спасти дочь - вали отсюда, изображай из себя до смерти испуганного слабака. Только после этого тебе придет в голову, как защитить и спасти дочь. Тогда ты справишься.
Через минуту изнутри в дежурную часть вошел одетый в новую форму полицейский. На плечах у него как украшение блистали новенькие майорские погоны. Из форменного кителя выпирало внушительное брюшко, которое колыхалось в такт энергичной походке молодцеватого майора.
На долю секунды сознание Никиты закрылось белесой пеленой и он увидел, как молодцеватый майор умелым движением заламывает ему правую руку, а левая кисть бодро, хрустя захваченными волосами, вытягивает, поднимает его голову вверх, делая бессмысленным всякое сопротивление.
Когда пелена спала, Никита увидел взгляд майора и понял: именно сейчас тот решает как лучше сломить, растоптать его, лишить самого маленького шанса на сопротивление. Майор бросил небрежно:
- Этот что ли! Ох, как эти алкаши надоели. Ну, и что ты там накалякал, урод?
Майор пробежал глазами Никитино заявление, деланно расхохотался:
- Ну ты фантаст, сочинитель. Мы, кончено, по своим каналам проверим… Но если попробуешь еще раз здесь появиться или куда еще капнуть, тебе крандец, братуха. Я лично тебя к педерастам в камеру закрою этак на пару-тройку деньков. Так ты у меня таким петушком запоешь!
Майор помахал раскинутыми в стороны пухлыми ла-донями.
Еще раз посмотрел гипнотизирующим взглядом и сладким голосом спросил:
- Ну как, будем дальше жаловаться?
Никита, помня наставление, подавляя дрожь негодования закрыл глаза и энергично замотал головой - нет, не буду.
Майор небрежным жестом вручил Никите заявление и паспорт, сложил руки на груди и бросил:
- Пшел вон!
Никита зашагал к выходу на ватных ногах, сконцен-трировавшись на одном: только бы не покачнуться, не упасть…
В качестве призрачной надежды оставался визит к директору школы. Никита упрямо ухватился за эту соломинку, втайне надеясь встретить хотя бы сочувствие. Ведь директор в конце-концов чья-то мать, бабушка, и должна понять, какая трагедия для родителей узнать об издевательствах над ребенком.
В школу Никиту не пустили. Строгий охранник в черном берете, черной же униформе с эмблемой «Гранит» и серебристой змейкой на шевроне подозрительно оглядел Никиту и заявил, что к директору надо записаться на прием, что это возможно только к концу недели, да и то в виде исключения. Тогда Никита, взяв телефон приемной, принялся названивать по единственному шестизначному номеру раз за разом, потратив на это более часа. Телефон то отвечал длинными безответными гудками, то был занят, словно кто-то решил исподволь поиздеваться над проблемами отчаявшегося человека. Наконец сонный голос в ответ на «алло, приемная?» пробормотал сонным голосом - «кто это?». Никита поблагодарил Бога, что хоть кто-то взял трубку, и в ответ на повторное хамское «кто это?» проси-тельным голосом рассказал, что у него очень, очень сроч-ное дело к директору. Наконец пригрозил: иначе сейчас пойду в прокуратуру». Еще через двадцать минут его пре-проводили к директору Валентине Владимировне - полной пожилой женщине с высокой прической тщательно окрашенных в каштановый цвет волос.
Никита положил ей на стол заявление, вымученное долгой ночью и долго сбивчиво рассказывал, как страдала дочь, как говорила о самоубийстве, как опасно детское насилие в школьном коллективе.
Валентина Владимировна, как показалось, сочувственно покачивала головой, делала какие-то записи в открытой тетради. Потом прервала излияния Никиты:
- Вы извините, у меня мало времени. Мы попытаемся разобраться, но и вам придется принять кое-какие меры. Я бы советовала вам перевести дочь в другую школу. Здесь у нее явно не ладится и с успеваемостью проблемы. Вот, смотрите, по английскому сплошные двойки. Например, преподаватель английского считает, что вашу дочь надо переводить во вспомогательную школу, это для страдающих олигофренией. К тому же, - директриса пристально посмотрела на Никиту - сюда ко мне должна приходить только бабушка. А вы лишены родительских прав. А еще нам известно, что вы состоите в полиции на учете как асоциальный элемент. Да и за дочкой вашей также установлено девиантное поведение. Так что забирайте свое заявление и помалкивайте.
- Да как Вы смеете! - Никита поднялся со стула с побелевшим лицом.
Лицо директрисы преобразилось. Она ведь провоцировала его и ждала именно такой реакции. Плотоядно улыбнувшись, она сняла телефонную трубку, набрав полицию.
Никита мгновением все оценил. В голове, словно в фильме ужасов, пробежали сценарии: вот ему выворачивают руки, бьют резиновыми дубинками по почкам, вот бросают в карцер на щербатый бетонный пол, голова больно ткнулась в стену, покрытую грубыми нашлепками бетонной смеси. Это болевое ощущение и явственный предательский проигрыш в схватке за дочь, за кровинушку в долю секунды вернули резко охлажденное, трезвое осознание действительности. Никита заставил себя спокойно, так же плотоядно как директриса, улыбнуться и посоветовать:
- У меня хорошие связи в журналистских кругах. Есть такие асы, которые мастерски владеют языком криминальной драмы. Они в деталях опишут все происшествие, насытят такими красками, что вам и не снилось. ВЫ лично окажетесь в центре скандала. Ваш благополучный торжественный уход на пенсию будет заменен на позорное увольнение. Поэтому не звоните. Я ухожу. И буду молчать. Нам обоим это сейчас выгодно. Никита решительно смел со стола, скомкал свое заявление и шагнул к выходу.
Потом он заставил себя бежать в сторону спасительной Цементной улицы, туда, где в старенькой покосившейся комнатушке, свернувшись клубком на старой кровати, его ждала Маша. Никита прибавлял скорость, изнуряя тело усталостью, стараясь сбросить весь гнев и страстное желание мести. Понимал: в этом мире нельзя поддаваться этим чувствам, если ты по-настоящему решил защитить близкого человека.
Нет, он не думал забыть и простить негодяев. Он по-клялся самой мощной внутренней клятвой, в заклад кото-рой положил все, чем владел в этом мире - собственную жизнь и любовь дочери.
Он был просто обязан наказать их так, чтобы все они стали изгоями этого мира, чтобы во всех вселился настоя-щий страх, жестокий и поглощающий всю их суть, чтобы никогда потом в жизни под воздействием этого страха они не стали пытать человека.
Что-то глубоко внутри согласно вздохнуло, вселив уверенность. Какие-то высшие силы опять посылали сиг-нал: ему дали новые умственные способности и нравственную силу, умение выживать, которыми он сумеет воспользоваться.
Прибежав домой, Никита первым делом обнял Ма-шеньку и успокоил: он нашел выход, он нашел способ на-казания этих подонков. Нет, он не будет вечерами поджидать их в темных местах и бить по затылку кирпичом. Он накажет их совсем другим способом.
Проводил дочь до бабушки и спешно вернулся домой. Долго мерил шагами свою комнатенку. Постепенно вырисовывался план.
Во главе этого плана Никита поставил несомненного лидера пьющей части Цементной улицы, Депутата. Его звали Вениамин Владимирович Прохоров. В свои 58 лет он сохранился вполне презентабельным мужчиной. Вокруг него постоянно собиралась группа пенсионеров, своеобразный клуб по интересам. Правда, в число интересов входило и распивание смеси водки с портвейном («чудодейственное» изобретение Депутата). Любимое место - конечная автобусная остановка сорок седьмого маршрута, прозванная местным сообществом «Депо». Название это скорее всего произошло от Депутата, бывшего в недавнем прошлом же-лезнодорожником, машинистом поездов дальнего следования и даже, по его словам, имевшем правительственные награды.
Все знали - там можно собираться только в состоянии среднего подпития. Чинно садились на деревянную скамейку. Недавно ее повредили приезжие пацаны, любители гонок на мини-мотоциклах, напившиеся до невменяемости. Депутат, взяв в помощники трех пьющих пенсионеров, за пару часов скамейку отремонтировал. С тех пор его авторитет явно прибавился. Даже участковый, до того читавший нравоучения посетителям павильончика, стал относиться к Депо благосклонно. Требовал только одного, чтобы там ни при каких обстоятельствах спиртного не распивали.
В депо обсуждали все местные и мировые проблемы. Особой популярностью пользовались дискуссии по поводу платежей за коммунальные услуги. И в этом Депутат был просто асом. Под его диктовку составлялись заявления в разные инстанции, даже (страшно сказать) в прокуратуру и суды. Особый интерес у пенсионерской аудитории проявлялся к международным кризисам: войне на Украине, цветным революциям на Ближнем Востоке и северной Африке. Однажды даже кандидат в депутаты местного заксобрания провел здесь встречу с избирателями-пенсионерами.
Основная аудитория вокруг Депутата - местные пен-сионеры, любители поговорить, порассуждать и выпить на свежем воздухе. Причем, если надобно было разбавить атмосферу бутылкой-другой, уходили в специально подобранное для этой цели местечко неподалеку от кооперативных гаражей. Потом вновь возвращались на полюбившуюся остановку.
Никиту ранее в этот элитный кружок пьющих пенсионеров пускали весьма условно, только когда он был во вменяемом состоянии, что в последнее время случалось все реже и реже.
Когда Никита подошел к Депо, там уже собралась компания из пяти пенсионеров. Ждали Депутата. Тот по-дошел как обычно к 11 часам, степенно со всеми поздоро-вался, протянутую Никитой руку пожал сочувственно: значит уже прослышал о его проблемах.
Никита попросил Депутата пройтись с ним вдоль детской площадки - ведь дело деликатное, нужно было обсудить его наедине. Изложил свой план. Депутат остановился, пристально посмотрел Никите в глаза. Потом прилюдно обнял его и пообещал всемерно помочь и главное - хранить полное молчание.
В школе ходили смутные слухи о произошедшем, учащиеся перешептывались, а педагоги многозначительно переглядывались. По прошествии нескольких дней, когда Маша пришла в школу и села за свое место на предпоследней парте в правом ряду, слухи пошли на спад. Еще через пару дней Ломакин возобновил свой обычай давать подзатыльники и начал продумывать новые планы для развлечений.
Это было отмечено штабом возмездия, который воз-главил Никита вместе с Депутатом.
На следующий день группу мальчиков в сотне метров от школы, на полпути к заброшенному гаражу остановили двое представительных мужчин. Один из них, молодой мужчина, был в новенькой щеголеватой защитной форме с шевронами, на которых были сделаны витиеватыми буквами слова «Охрана». Второй был мужчина постарше, в штатском, внушительный с суровыми стального цвета глазами.. Он откашлялся и солидным басом представился:
- Молодые люди, я из розыска (хотел сказать - из частного, но решил оставить это «на потом»). Мы тут разыскиваем похищенные у школьников телефоны и проводим короткие проверки. Задержим вас на минуту. При вас же проверим ваши телефоны и сразу вернем. Вы же хотите помочь следствию?
Начнем с тебя. Мужчина протянул руку к Ломакину. Тот послушно достал свой навороченный смартфон и протянул доверчиво мнимому следователю. Молодой мужчина живо развернул свой ноутбук, вытащил проводки с разъемами и мгновением подключился к телефону.
На незаметное скачивание содержимого ушло меньше минуты. Телефон торжественным жестом был вручен обладателю. Таким же образом были обследованы все остальные телефоны. Через пять минут пожилой «следователь» внушительным басом прогремел: «Благодарю». А молодой как-то совсем по-граждански сказал: «Спасибо».
Еще через пять минут Ломакин с друзьями уже забыли о происшествии и начали обсуждать, свои планы, искать новую жертву. Главная тема обсуждения - как замести следы своих пыточных издевательств, как не попасться, с учетом накопленного опыта.
Ломакин и его команда даже не подозревали, что они попались, да так, что теперь все их желания истязать и наблюдать за муками жертв будут преследовать их всю оставшуюся жизнь как самый тяжкий кошмар. Уже совсем скоро они будут проклинаемы тысячами людей и станут сами себя проклинать, ощущая все глубже и позорнее свою уродливую суть.
Тем временем в небольшой скромной квартире Депутата собрался штаб. Здесь были Федор, таксист, чьи маршруты часто пересекались с Депо, где он часто вслушивался в речи Депутата. Рядом сидел Данила, сыгравший роль помощника следователя так и не снявший свой охранный мундир. Депутат, в связи с отсутствием хозяйки неловко и торопливо расставлял чайные чашки, накладывал вишневое варенье в вазочку.
Душой этой интересной компании был конечно же Никита, разработавший весь план и зарядивший всех уча-стников такой яркой и сильной энергией справедливого возмездия, что каждый из них пережил неуловимый и не-повторимый момент преображения.
Данила, известный в своих кругах хакер, был талантливым программистом, умел погружаться в работу, не спать сутками, вскрывая самые сложные системы защиты. В прошлом году он целых два дня просидел в следственном изоляторе по подозрению во вскрытии потайных кодов знаменитого коммерческого банка, а потом еще месяц под домашним арестом. Потом перед ним извинились, поскольку выяснилось, что он банками не занимался в принципе и никогда бы не пошел на банковские аферы. Зато его стал навещать сотрудник Службы внешней разведки, следователь какими-то путями выяснил, что по-видимому именно Данила взломал защиту тайной, тщательно охраняемой программы ВМФ США. Правда следователь неопровержимых доказательств не искал, поскольку проникся к нему искренней симпатией, он и попрощался с Данилой с большим уважением.
После этого его приглашали в то самое ведомство - СВР, пообещали очень высокую зарплату. Данила ответно обещал подумать, но испытывал сильнейшие сомнения, поскольку на такой работе он полностью лишался свободы блуждать по нескончаемым пространствам Интернета, заинтересованно и влюблено включаться в поиск, когда не столь важен результат, когда душа поет, раскрывая новые и новые тайны, решая космической красоты головоломки. Не раз Данила говорил риторически вопросительно:
- Вы не знаете, как прекрасны бывают головоломки, что подкидывает тебе Интернет, какие удивительной красоты сочетания символов и изображений скрываются за разными кодами?
А сейчас Данила углубился в своих изысканиях, словно ушел душой в свой ноутбук. Как выяснилось, он успел просмотреть часть скачанных материалов и был шокирован. Сейчас он пытался словами передать свои ощущения от первых просмотров.
-Вы знаете, что в мире есть ЗЛО. Оно бывает смутным, направляемым разными мотивами, бывает зло как месть, как требование справедливости. Но вот с чем мы столкнулись - это зло в чистом виде. Это зло в том, чтобы испытать удовольствие, принося боль людям, причем как опытный биолог-испытатель ищет центры боли и центры удовольствия, эти совсем юные инквизиторы опытным путем, как говорят исследователи, «методом тыка», находят самые больные точки. Потом они нажимают на них раз за разом, в разных ракурсах просматривая кадры истязаний для того, чтобы испытывать от этого наивысшее удовольствие. Они еще неопытны, примитивны. Они учатся настойчиво и по-своему талантливо. Но представляете себе, каких «высот» они достигнут, если их никто не остановит!
Данила оглядел присутствующих воспаленными гла-зами:
- Я обещаю вам, что сделаю такой видеофильм, про-веду такой монтаж, что весь Интернет встанет на дыбы.
И еще знаете, нам несказанно повезло. Этот придурок, Ломакин, настоящий извращенец, он снял тайно на видео преинтереснейшую беседу своей мамаши - подполковника полиции и директора школы. Ну, эта сцена прямо взорвет любую аудиторию. Данила пощелкал клавишами, потом включил изображение и звук. Знакомый голос директрисы звучал приглушенно, запись велась с дальней позиции. В самом начале разговора она многократно оправдывалась, объясняла, что она, так страстно желавшая доработать до пенсии, очень хотела замять все конфликты, любой ценой. И вот что она вещала в своем страстном желании:
- Нам надо нейтрализовать всех родственников, всех запугать, собрать компромат. - Данила прокрутил видеозапись, иногда в нетерпении ускоряя её, комментируя своими словами диалог двух женщин, утративших женское милосердие, наполнив ядовитым туманом свои планы по оправданию юных инквизиторов.
- Особо она опасается тебя, Никита. Дальше они до-вольно оперативно и подло разрабатывают план, как те-бя запугать, как сфабриковать на тебя заявление, чтобы участковый, следователь тебя просто задавили. А мамаша этого Ломакина еще хвалит ее, благодарит и говорит: «Принято». Так что жди в ближайшие дни : тебя вызовут и попытаются скрутить в бараний рог, посадят в «обезьянник» и будут выбивать признательные показания. Ну, да мы быстрее их, успеем, выдадим все в Интернет раньше.
- И еще, знаете, те темные кадры, где не видно лица девочки, над которой они издеваются, мы покажем, иска-зив голос Маши. Пускай никто не догадается, кто это на самом деле.
Торопливая, «спешно-скоростная» речь Данилы, привыкшего к мгновенным движениям мышки клавишь, мысли котрого многократно обгоняли слова, вызвала затянувшееся молчание. Данила недоуменно всматривался в лица.
- Может, я чё не так сказал? - Вопрос повис в полной тишине.
Потом пришло то, что можно было назвать взрывом. Все бросились обнимать Данилу, Никиту, друг друга. Депутат растер слезы, струйками набежавшие к переносице, отошел к окну и сказал хриплым старческим голосом:
- Дай нам Бог сил довести всю нашу работу до конца, до победы, ведь если все пустить на самотек, то мир перевернется и всех нас - в лепешку. Ты, Никита, молодец, заставил нас всех проснуться. Сам себя вон как переделал. И нас всех заодно… Вот что, Данила, вы с Никитой ночь не спите, но выдайте фильм. В семь утра мы все здесь собираемся, смотрим фильм - и отправляем в Интернет. Ты как, Данила?
Да я готов хоть десять ночей не спать. И вот что предлагаю: сделаем первую часть фильма и выпустим в социальные сети. Потом добавим комментариев и выдадим вторую часть.
- Смотри, сам не засветись, с полицией дела плохи.
Данила звонко, по-мальчишески рассмеялся:
- Не боись, дядя Веня (впервые назвал не Депутатом, а по свойски, как близкого родственника), никто и не поймет, наоборот, все сделаю так, как будто кто-то из этих подонков сам выдал эти кадры в Интернет с бредовой целью получить побольше лайков. А что? - Вполне логичный ход для этих извращенцев, у них и так мозги набекрень.
Утренняя встреча превратила всех четверых в ярост-ных спорщиков. Видеокадры, смонтированные Никитой и Данилой ввергли всех в шок. Надо сказать, что многие картинки Депутат и другие видели впервые. То, что происходило на экране, было за пределами понимании. Издевательства были так странно, по-взрослому продуманы, что вызывали у просматривающих чувство полного отчаяния, так бывает в бредовом сне, когда убегаешь от самой страшной для тебя опасности, чувствуешь, что тебя настигают все беды, а ты ничего не можешь поделать, охваченный непонятным параличом.
На следующий день, после яростных споров, раско-ловших спорщиков на две половины, произошло неожи-данное. Никита в очередной раз сразил всех своей парадоксальной логикой:
- Давайте сделаем нарезку: фрагменты издевательств, пыток, потом - вырезка из беседы матери Ломакина и директрисы. И так - одна за другой, все с большим накалом.
Через два часа все было готово, ещё через два часа первые нарезки появились в Интернете.
Социальные сети взорвались.
- В драматургии это называется «Катарсис», - Сказал Никита, яростно вытирая непослушными ладонями набежавшие слезы.
Еще через два часа напротив школы непроизвольно начали собираться люди. Никита, Депутат, Данила выбрали для наблюдений небольшой пятачок напротив у продуктового магазина. Ждать долго не пришлось.
Люди прибывали к школе небольшими группами, многие двигались как сомнамбулы: было заметно, что их словно магнитом влечет какая-то смутная идея. Вначале больше было молодых, их условно назвали студентами, потом к ним стали присоединяться люди средних лет. За ними стали прибывать группы пенсионеров.
Вскоре к внушительной толпе присоединилась боль-шая группа продавцов Красноармейского рынка. Они на два часа раньше закончили работу и прошествовали не-большой колонной прямо к воротам школы. Костя Епифа-нов, изобретательный и задиристый, несколько минут что-то объяснял пришедшим, размахивая длинными руками. Скоро они разделились на две группы и начали попеременно переходить дорогу напротив школы, блокируя автомобильное движение в обе стороны. Вскоре автомобильная пробка растянулась на добрый километр в одну и половину километра в другую сторону. От первых рядов машин к последующим потянулись группки добровольных агитаторов, рассказывающие водителям о происшедшем.
Небольшие группки взбудораженных людей, посмат-ривая на экраны смартфонов и планшетов, пошли по мар-шруту юных садистов в сторону гаражей. Вскоре был об-наружено то самое ржавое уродливое сооружение, в котором и размещалась пыточная. Все совпало.
Потом многие вернулись к входу в школу и, в ответ на предложение полицейских «разойтись» стали переходить через пешеходную зебру двумя потоками. Возмущенные водители сигналили и ругались, другие включали свои смартфоны и с нетерпением начинали искать «нарезки», размещенные Данилой сразу на трех сайтах.
Скоро подъехала одна милицейская машина с боль-шими синими буквами ППС, потом сразу две машины с мигалками и удлиненный микроавтобус с синими полосами и надписью «Следственный комитет».
- Лед тронулся, господа присяжные заседатели, - Да-нила широко раскинул руки и закружился в неровном ритме. - А сейчас сюрприз, - Данила сделал приглашающий жест к своей старенькой «десятке», над задними сиденьями которой просматривались внушительных размеров динамики. - Самый лучший РЭП в мире, это группа «ДЭН», то есть я и мои друзья.
Из динамиков послышались звуки барабана, придав-шие жесткий ритм, в который один за другим включались гитара, флейта, фортепьяно. И наконец, зазвучал настоя-щий РЭП:
Перерождение означает выход из тени,
Настало время перестать стоять на коленях
Началась борьба против страха и лени
Она означает победу над серыми днями печали,
Над жалким убогим терзаньем
О том, как прожить без желаний
Перерождение!
Преображение!
Оно означает прохожденье за грань
Долбаных обстоятельств и мелких утрат,
Вот выбор сделан и ты восстал
Против правил, которые враг написал
И странных видений о прошлом,
Где ты в страхе от страха бежал
А в прошлом какие дела?
Хотя бы с тех пор как мать родила,
Как те шаги - без смысла, без слез,
Когда ноги в ботинках раздавят твой нос,
Затопчут в грязь твою душу и взгляд,
И так бесконечно - назад и назад.
Теперь вот шагаю и в мыслях - я знаю
Счастливые смыслы, большие дела,
В которых едины слова и душа,
В которых мосты связали разные
Давно забытые,
ставшие счастливыми берега
Перерождение!
Преображение!
Потом зазвучал текст, написанный бессонной ночью Никитой:
- Преображение не просто новое рождение. А еди-нение проснувшейся души с сердцем, начинающим сту-чать в лад с мыслями о сокровенном. И жизнь начина-ется с начала, с чистого листа. И мысли рождают прекрасные образы, и ты быстро учишься эти образы сохранять и описывать словами, простыми и восторженными, радостными и грустными, яркими и не очень, но неизменно притягательными и возвышающими.
Эти образы влекут призывно все дальше в тот мир, который открывается навстречу с любовью и тайной. А за открывшимися створами - вселенная, рожденная в мечтах. Та вселенная, в которую именно ты принес жизнь, создав её своими мыслями, внеся страстно и самоотверженно образы людей, обворожительные облики природы, наполняя их энергией жизни и щедро отдавая каждому из них частички своей души и сердца.
Наше щедрое солнце позволило перерожденному зачерпнуть парой ладоней огненного света с его бурля-щей поверхности и облить этими солнечными ручьями свои помыслы, сделав их светоносными, не знающими преград, проникающими сквозь время, сжигающими пе-чали и горести.
И вот великое таинство свершилось: твои мысли и образы, созданные ими, начинают жить своей жизнью, смело и решительно раздвигая стены, потом горы, создавая долины, моря. Так создается Вселенная, величественная и вечная, в которой и ты растворишься с любовью…
Данила пропел, прочитал последние слова и внезапно выбросил правую руку со сжатым кулаком вперед:
- Да здравствует Никита. Он сам себя переделал. Мы все его видели совсем другим, ничтожным, лживым, пав-шим в грязь, потерявшим человеческий облик. Теперь он стал умным, самоотверженным, готовым поделиться сча-стьем, а жизнь его наполнилась великим смыслом. Теперь у него в руках волшебная палочка. Он долго не раздумывает и по очереди прикладывает ее к окружающим. Происходит чудо - все, к кому он прикоснулся, тоже преображаются. Вот посмотрите на меня - я стал другим, что-то во мне проснулось. Я поверил в себя, в свой талант, который до сей поры спал, спал с детства, по мере взросления он потихоньку старел и умирал, а вот теперь проснулся молодым и сильным. Я счастлив, я сам сочиняю и пою красивые и сильные песни. Я чувствую - все удалось. Я обрел понимание жизни, многих ее смыслов, теперь я учусь видеть в новом свете, пронизывающем насквозь весь мир и людей во-круг…
В течение всего дня взорвавшийся Интернет выбрасывал на первые полосы электронных газет нарезку выполненных Данилой видеосюжетов. На ТВ-24, Рен-ТВ в новостях сообщили: раскрыта группа малолетних садистов, действовавших под зонтиком директора школы и родителей-полицейских.
Заместитель начальника следственного комитета об-ласти с каменным лицом сообщил с телеэкрана о возбуж-дении уголовных дел по трем статьям УК РФ.
Министр образования области объявил об увольнении директора школы, классного руководителя, отстранении от должности завуча. Вспомнили о прошлогоднем суициде девочки-восьмиклассницы из этой школы. Следственный комитет настоял на изъятии этого дела из архива и тщательном повторном рассмотрении.
Ржавый гараж был следующим вечером снесен при полном одобрении жильцов дома напротив. Все остальные гаражи, как незаконные постройки, были снесены в течение следующей недели.
Машенька объявила о своем твердом решении пере-ехать в дом к родному отцу. Мама Маши, Нина Демидова, была направлена на длительное лечение от алкоголизма и цирроза печени в специализированный профилакторий.
Никите пришлось в авральном порядке делать ремонт, менять оконные рамы, ставить электрический отопительный котел. Работали большой командой, которую возглавил Депутат. Он настоял, чтобы вырыли сливную яму, вставили в нее бетонные кольца и обустроили туалет, совмещенный с душем.
Завершающим аккордом стало обретение стиральной машины, которую подвез на газели Фарид, начальник отделения Приволжской железной дороги, бывший помощник именитого машиниста Веньямина Владимировича Прохорова.
Крутой жизненный разворот, в котором жизненные кадры замелькали для Никиты словно в ускоренном немом кино, преобразил его и внешне. Теперь каждое утро они с Машенькой начинали пробежкой до старого, полузаброшенного стадиона, который власти хотели переоборудовать под строительный рынок. В новых спортивных костюмах, подарке Данилы, они делали по три круга и возвращались к чистому, заново оштукатуренному дому. Никита брился перед новым овальным зеркалом в прихожей и однажды понял: на него смотрит другой человек, тот, кого звали Репой, исчез. Василькового цвета глаза взирали на мир с каким-то энтузиазмом исследователя, запустившего экспери-ментальный процесс, и пристально наблюдающего за происходящими метаморфозами. Кожа на лице посветлела, подтянулась, отеки с нижней части лица ушли и лицо, напоминавшее репу, преобразилось, в нем явственно проступили черты человека думающего, ищущего свою жизненную правду.
Потом Никита, заряженный идеями переустройства мира вокруг себя, провожал дочь до школы и быстрым шагом спешил к рынку.
РЫНОК ЗОВЕТ
Отрывочные воспоминания Костяна позволили Никите создать свой мысленный портрет этого одинокого в своих исканиях правды и справедливости человека. Он родился в семье потомственных хлеборобов в Краснокутском районе Саратовской области. Его родители словно прикипели к целинной земле, своенравной, требующей двойных усилий для растениеводства. Бабушка Галина Епифанова создала женскую бригаду, взявшую на себя обязательство вырастить яровую пшеницу на поливном целинном участке земли. Никто не верил в эту идею, но изобретательная Галина проявила чудеса изобретательности, организовав поливы из бочек, по стальному желобу, установленных на тракторном прицепе. Труд был изматывающим, тяжелым, но когда в работу включился дедушка, Алексей Петрович, дело пошло. На выращенный урожай приехал полюбоваться лично секретарь райкома партии.
Мама и отец Кости часто вспоминали об успехах ро-дителей и старательно закрепляли семейные традиции. Мама, Виктория Алексеевна окончила заочно саратовский сельскохозяйственный институт, устроилась агрономом в совхоз. Отец стал лучшим комбайнером совхоза.
С тех пор за Епифановыми закрепилась репутация упрямых и талантливых хлеборобов.
Костя, бывший единственным ребенком в семье, не разделял устремления родителей и мечтал о переезде в Саратов. Его мечта сбылась, когда ему исполнилось 12 лет, и стала следствием целой цепочки трагедий, разрушивших все будущее Епифановых. В лихие девяностые совхоз был разрушен и разворован. Первым не выдержал разрушения окружающего мира отец: смертельный инфаркт случился, когда подъехавшие из Саратова бритоголовые бандиты принялись изымать совхозную собственность. Произошло это прямо на участке ремонта техники. Следом ушел на погост дедушка. Тогда мама с бабушкой решили перебраться в Саратов, где родственники выделили им на первое время крохотную комнату в двухкомнатной «хрущевке».
То были тяжелые времена, и Костя уже в те годы на-ходил приработок на Красноармейском рынке, таская мешки с картошкой и крупами, подметая дорожки и убирая мусор. Со временем Костя с мамой и бабушкой перебрались в более просторную однокомнатную квартиру и перестали бедствовать.
Все эти хлопоты и эпизодическая работа на рынке не помешали ему стать студентом-отличником факультета филологии и журналистики. Вскоре он стал одним из ве-дущих авторов университетской многотиражки, начал публиковаться на страницах городских газет.
Казалось, перед длинноногим угловатым парнем от-крылись двери необычайных возможностей. Но судьба решила по-другому. Бескомпромиссный, злой на язык Костя на одной из пресс-конференций здорово разозлил одного из областных олигархов, за что последовала незамедлительная кара.
Оскорбленный олигарх был изобретателен и по-своему великодушен. Костю не стали избивать в темном подъезде, проламывать ему череп кастетами. Просто организовали драку в пивной, куда Костя с друзьями периодически заглядывал, результатом которой стало заключение под стражу и судебный процесс по статье 213 УК. Костя был осужден и просидел весь срок, 2 года в колонии общего режима, без малейшей надежды на условно-досрочное освобождение.
Выйдя на свободу, Костя решил не посвящать себя журналистике, принесшей столь горькие плоды. Но надо было как-то зарабатывать на жизнь. Трудоустройство в школу исключалось, судимость отрезала все пути в педагогику, на работу в офисы тоже не принимали, мешала та же судимость. Костя попробовал себя на бензозаправке, потом грузчиком в транспортной компании. Наконец эти поиски закончились Красноармейским рынком.
Эту ситуацию Костя прокомментировал Никите так:
- Здесь и подохну, поскольку в жизни моей не нашлось ничего более светлого, чем этот рынок. - Костя протянул Никите общую тетрадь большого формата, переплетенную черным бумвинилом, - Вот, прочти, мне нравится, как ты оцениваешь события, людей, так что к тебе просьба: оцени мои мысли.
Переодевшись в тесной подсобке, Никита почувство-вал, что просто обязан сейчас же прочесть строки, явно выстраданные Костяном. Внутри него, за личиной забияки и насмешника скорее всего прячется настоящий Костя Епифанов. Здесь, в этой тетради и должен проявиться думающий, ищущий свой жизненный путь человек. Первые же страницы показали - он не ошибся.
Запись в тетради Кости Епифанова
«По плодам узнаете дерево», - сказал Иисус.
Это высказывание, как и многие другие его озвученные мысли, несут в себе глубочайший смысл. По сути в этой короткой фразе скрыты сложные жизненные устои; чтобы их понять нужно пройти один из важнейших жизненных уроков.
Сколько талантливых воителей было в человече-ской истории. Многих называли Великими, Покорите-лями вселенной, слава об их победах была обворожи-тельной. Это на первый взгляд.
Победы достигались ими ценой большой крови, массовой гибели людей, не только солдат и военачальников - в основном людей мирных, не помышлявших о воинской славе. А сколько страданий приносили войны. Если бы найти какое-то выражение человеческим страданиям, дать хотя бы самый небольшой вес страданиям одного человека, то каждая война порождала бы монолит, способный своим весом раздавить, уничтожить и победителей и их противников, вдавить их в политую кровью землю.
Победители покоряли огромные территории, создавали невиданные по масштабам государства, но все созданные ими империи рассыпались, все великие замыслы превращались в песок, разгоняемый пустынным ветром. Их царственные потомки начинали позорно и подло истреблять друг друга в дикой вакханалии дележа добытого победоносными предками.
Жизнь этих завоевателей давала обильную жатву смерти, страданий, насилия, ненависти, накопленную и на генетическом уровне, когда в памяти поколений вживлен опыт смерти и разрушений. Выращенные ими ядовитые деревья и сегодня несут в мир свои отравлен-ные плоды. Многие, вкусив их, впитывают яд вожделе-ния и насилия, и строят на этой отравленной основе свой микромир, отправляя и в будущее опыт разруше-ния.
В противовес им простые скромные зодчие, худож-ники, философы, ученые создавали творения, плодами которых насыщался весь мир. Они не затевали войн, не убивали в пылу сражений сотни тысяч себе подобных, не покоряли народы и территории, не собирали дани, обильно политой потом и кровью. Многих из них при жизни преследовали, избивали, сжигали на кострах, они принимали смерть в безвестности и нищете. А после смерти их именами называли улицы, корабли, города, университеты. Плоды взращенных ими деревьев до сих пор дают духовную пищу миллионам потомков.
Если бы каждый человек хотя бы несколько раз за свою жизнь задавал себе вопрос: «А какое дерево я посадил? Какую пищу, какие дары я оставляю потомкам?
«Возлюбите врагов ваших», - так сказал Иисус.
За две тысячи лет появилось много толкований этой фразы. Начиная от буквального восприятия, не-укоснительного выполнения, кончая прямо противопо-ложным пониманием этого высказывания как призыва к полному истреблению инакомыслия.
На самом деле это высказывание имеет столь глу-бокий смысл, что истинная его трактовка впереди, может быть в дальнем будущем. Потому что истинное понимание столь короткой фразы обязательно предполагает очень, очень тщательное изучение причин ненависти, вражды, которые к тебе испытывают. Нужно понять, точнее - постепенно приблизиться к пониманию тех переживаний, тех мотивов, тех чувств, которые к тебе испытывает враг. А для этого надо в мельчайших подробностях изучить его, не жалея на это сил, времени. Помнить при этом - полного успеха, полного понимания не будет, поскольку ни ты сам, ни твой враг до конца не знаете, что заставляет поступать так или иначе, где кроется настоящий, не поддельный мотив, подчиняющий всю человеческую суть планам войны.
Если будешь до самозабвения настойчив и внима-телен, то обязательно найдешь истоки ненависти, ко-торую к тебе испытывают.
Дальнейшее не столь уж значимо. Потому что те-перь ты узнаешь как обезоружить врага, лишить его энергии разрушения. Логика любви есть прощение, и это не простое понятие. В слове «Прощение» скрыта настоящая бездна мыслей и обдуманных действий в ответ: «простить и забыть», «помнить и всегда быть наготове», «не обращать внимания и продолжать идти своим путем», «предотвратить и нанести упреждающий удар»… Таких вариантов больше, чем можно себе представить на первый взгляд.
Пожалуй, главное - спуститься до дна этой бездны без сожалений и печали, заморозить на время свои страсти, свои эмоции, положительные и отрицательные, и воспарить над дном, представить себе все сценарии, учесть все слабости и всю силу врага, мощь его мотивов. После этого принять решение. Главное в этом решении - любовь к жизни, любовь к людям, вовлеченным во вражду. Вот эта любовь и подскажет, что предпринять, как соблюсти эту заповедь, не впуская в душу и сердце вражду и ненависть. После этого случится и последнее, без чего нельзя завершить - ты отпустишь весь большой спутанный клубок вражеских планов, нападений, угроз, подлости и немыслимых энергий мести в безбрежный космос с твердой уверенностью, что это все уйдет и безвозвратно сгинет, не оставив и следа в твоем мире.
На следующий день Никиту с утра пораньше нашла Марина Петровна и вручила ему шуруповерт на аккумуляторе:
- Вот что, Никита, займись-ка ремонтом ларьков. Видишь, у всех козырьки сверху болтаются, вибрируют от ветра, того и гляди на голову свалятся. Да и стеновые панели саморезами надо закрепить. Многие внутренние замки хотят заменить. Ты парень толковый, тебе зарабатывать надо.
Первый опыт работы в качестве слесаря показал, что и руками и головой Никита работает очень даже неплохо. За пару часов он заменил разболтавшиеся кронштейны, сделал новые упоры для массивного козырька, укрепил навесы. Марина Петровна чмокнула его в щеку, вручила пятьсот рублей и заявила великодушно:
- Шуруповерт оставь у себя, вон сколько девчонок нуждаются в тебе. - Она указала на ряд ларьков, в которых торговали женщины; и в самом деле многие из них нуждались в ремонте ( но в том, что «сколько девчонок нуждаются…» прозвучал очень интересный подтекст). Никита зарделся, но деньги принял, помнил о своей кровинушке, о мечте купить ей хороший спортивный костюм. Да и свой разваливающийся домишко надо было ремонтировать самым серьезным образом.
И еще в голове совсем некстати потекли мысли о женской доле в этом рыночном мире, где каждый сам по себе. Ведь женщинам на этом рынке приходится жить в постоянной тревоге. Рыночный мир несет в себе тысячи неожиданных препятствий, конфликтов, временами - подлостей и подстав. Стоит хоть чуть-чуть расслабиться, как получишь, выражаясь словами Марины Петровны, «поленом по темечку»: то товар бракованный подвезут, то подсобный сарайчик испоганят, обольют неизвестным, отдающим тухлятиной маслом, то группа нахальных покупателей устроит скандал. Редко случаются спокойные дни, от переживаний, от бессменного стояния на ногах приходят хворобы и от-чаяние. Кто и когда в этом рыночном мире скажет: «Отдохни, милая, успокой свою душу, вспомни о высоком и светлом мире, который не так уж и далеко от тебя. Главное, знай - мир этот есть и обязательно придет к тебе; это непременно случится: чудо-птица в добром сне коснется тебя крылом и унесет далеко, туда, где нет злобы и тревоги, в страну вечного лета».
С этого дня Никита, развезя утром сетки и ящики по ларькам, занимался их ремонтом, ставил новые кронштейны, крепил утеплитель, переставлял навесы. В какой-то момент ему пришла идея установить гидроизоляцию, так как многие ларьки снизу постоянно пропитывались влагой, которая, поднимаясь вверх по стенкам, начинала разрушать стойки, стены, портить товары. Никита стал устанавливать снизу ларьков квадратные трубы, обернутые рубероидом, пропитанным битумом. Крепил все это на анкерные болты.
Скоро эта его новация обрела большую популярность.
Прошло всего три дня после очередной поэтической гулянки, и вечно спешащие домой после работы продавцы неожиданно стали «тормошить» (так выразилась Марина Петровна) застрельщиков. Первым «сдался» Костя Епифанов, он обошел торговые ряды, провозглашая:
- Други мои, сегодня ваш покорный слуга ошарашит вас новыми стихами и монологами, и еще: очень скоро вас посетят популярные артисты эстрады и будут петь песни, от которых вы станете рыдать.
Открывал очередную «поэтическую гулянку» сам Костя четверостишием из любимого Сирано де Бержерака:
Пуская мечтатель я! Мне во сто крат милей
Довольства сытого - мои пустые бредни.
Мой голос одинок, но даже в час последний
Служить он будет мне и совести моей!
Да, конечно же, смысл жизни всегда материален. Точнее - всегда содержит в себе материальную составляющую. Причем она всегда бывает на первом месте. Накопить, заработать, добыть столько, чтобы хватило на сладкую жизнь. Оставить после себя прямым потомкам много того, что даст им безбедную жизнь (правда, положа руку на сердце: дай Бог, чтобы потомки не перессорились и не покалечили друг друга из-за наследства).
Но есть и чудаки, которые хотят оставить после себя память и даже большее - семейные устои, в кото-рых на уровне генной памяти впечатано: самое дорогое - верность и любовь, точнее умение быть верным и преданным своей любви, передаваемое по крови. Это та сила, которая способна отвратить любую беду, истребить любую опасность, излечить любую болезнь. Эта сила способна изменить окружающий мир и людей вокруг. Если властвует эта сила, то деньги и власть останутся лишь ее придатком.
Кто прав в этом вечном споре о смысле жизни ре-шает сама жизнь, стирая с физического плана избрав-ших ложные ценности и проигравших, возвеличивая и преображая память о других.
В последние десятилетия происходит нечто странное: процессы накопления денег и концентрации власти стали аномальными и губительными одновре-менно, недоверие, неравенство и неизбежный спутник неравенства - ненависть перешли все допустимые гра-ницы и вторглись в каждую семью. Лишь немногим уда-лось защититься от этого вторжения. С одной сторо-ны, на интуитивном уровне, скрытом под понятием «подсознание», мы все понимаем, что эти процессы прошли точку невозврата на пути к всеобщей катаст-рофе. С другой - власть предержащие все, что происхо-дит, пытаются замаскировать «подстроить» под ажурную теорию «глобализации», согласно которой на-чались процессы изменения сознания. А значит очень скоро (по человеческим меркам) произойдет тот самый кризис сознания, которое пытаются окрестить разными словами и понятиями: Апокалипсис, Конец Времен или еще какая-нибудь страхотерапия.
ВАГИФ И БОЗКУРТЫ
Никита все больше и больше становился «своим», «дитем рынка» - так он себя называл. Его приглашали на дни рождения, которые импровизированно устраивались прямо у ларьков или в помещении, где выдавались весы для разных товаров. Все знали, что спиртного он не принимает и его наконец перестали донимать просьбами отнестись к компании «с уважением».
Эту неловкость он компенсировал короткими четверостишиями, дружескими эпиграммами. Первые два четверостишения он прочитал Лене Лаврентьевой, продавщице мясного отдела, высокой статной женщине, наделенной недюжинными талантами привлечения покупателей и имевшей славу соблазнения чужих мужей.
О, Елена. Елена, Елена,
Как виденье, явись мне скорей.
Ты бледна и прекрасна, как пена
Озаренных луною морей.
Ты мечтою открыта для света,
Ты душою открыта для тьмы.
Ты навеки свободное лето,
Никогда не узнаешь зимы.
(Константин Бальмонт)
Лена обиделась, но быстро об обиде забыла, когда уз-нала, что эти слова поэт К. Бальмонт посвятил совсем другой женщине.
Одну из первых эпиграмм собственного сочинения Никита зачитал Вагифу, когда тот решил отметить свой день рождения субботним вечером.
Наш Вагиф - парень хоть куда,
Одним ударом разбивает ворота.
Не головой конечно, ведь она мудра
Когда не пухнет от обилия вина.
В отношения вина Никита угодил в точку: Вагиф любил вечерами пофилософствовать за бокалом хорошего азербайджанского вина. Послушав однажды стихи, став постоянным посетителем поэтических гулянок, он проникся доверием к Никите, все чаще приглашал его вечерами в свой обширный, самый большой на рынке павильон, выстроенный из изящных металлоконструкций, пластиковых окон, хорошо декорированных тяжелыми тканями диковинной расцветки.
Скоро Никита понял, что Вагифу нужно выговориться, рассказать о трагических событиях его жизни, о страшных потрясениях, коснувшихся его семьи в далекие девяностые. Эти воспоминания возникали перед его глазами словно страшные картинки из фильмов ужасов, настойчиво повторялись вновь и вновь. Иногда воспоминания наплывали на него словно тяжкая болезнь, среди теплого солнечного дня его бил озноб, тело сводили судороги. Тогда за ним приходили сыновья или жена Эмилия -необычайно красивая, болезненного вида женщина.
Вагиф настойчиво приглашал Никиту вечерами, после окончания рабочего дня, когда продавцы наводили порядок на полках и подвесных горизонтальных стойках, подправляя костюмы на вешалках, протирая полы влажными тряпками. Вагиф устало вздыхал, приглашая на чашку чая, старался заглянуть в глаза:
-Знаешь, Никита, что-то в тебе есть особенное. Хочется рассказать тебе об очень важных событиях, о тяжких делах, что пришлось делать, снять с себя этот груз, который несу в одиночестве уже долгие годы. Иногда от такого груза дышать тяжело…
Вагиф наливал Никите крепко заваренный чай в изящный стаканчик с сужающимися к верху стенками. Свой стакан он наполнял тягучим темно-красным вином и рассказывал как в далеком 1986 году, отслужив срочную службу в химических войска в Шиханах, вернулся в родной Азербайджан, в Баку. Летел туда словно на крыльях, там его ждала любимая девушка Эмилия, армянка по национальности. Они учились в одной школе в параллельных классах и уже за год до окончания школы решили пожениться. Встречались в основном тайком, потому что родители Эмилии, приехавшие в Баку в послевоенные годы, часто рассказывали о геноциде армян, о многовековой вражде, сгубившей не одно поколение армян, турок, азербайджан-цев.
Женился Вагиф вопреки воле родителей, убеждавших его, что в условиях нараставшего межнационального противостояния лучше повременить. Родители невесты тоже были против свадьбы. Но Вагиф и Эимилия были непреклонны и уверены в торжестве своей любви. Свадьбу сыграли на подворье друга Вагифа, Андрея Мерзлякова в городе Сумгаите, который находился всего в 25 километрах севернее Баку. Скоро молодые построили себе крошечный домик на соседнем с Мерзляковыми участке и зажили на редкость счастливо. Эмилия родила двойню, детей назвали Андрей и Рустам. Вагиф работал бригадиром, потом мастером на огромном комбинате Сумгаитхимпром в цеху по производству полиэтилена. Работой был доволен и, хотя часто приходилось задерживаться, работать по выходным, спорить с начальством, наказывать нерадивых работников, бывших в два раза старше его по возрасту - все хлопоты и тяготы смывались потоком семейного счастья.
Когда сумгаитская земля задрожала от взрывов нена-висти, когда беснующиеся толпы разбрелись по городу в поисках жертв, Вагиф перебрался в Эмилией и детьми к соседу, Андрею. Забрал у отца старенькое одноствольное ружье шестнадцатого калибра и двадцать патронов к нему в старых латунных гильзах, опробовал в подвале своего дома: старое курковое ружье ижевского завода осечек не давало. Сердце после этого чуть-чуть успокоилось.
Однажды вечером, в черный день 28 февраля 1988 года, в дом вернулся Андрей с посеревшим лицом и остановившимися глазами. Рассказал о зверствах, убийствах, изнасилованиях в городе, о разбежавшемся руководстве и милиции, забаррикадировавшейся в своем горотделе.
Начиная с этого вечера Вагиф перестал спать. Днем жена и дети находились в подвале, ночью выбирались на крохотный балкон.
А Вагиф садился с ружьем у входа. Десятки раз за ночь ощупывал особый потайной карман, в который прибрал четыре свежезаряженных патрона с новыми надежными капсюлями. Расчет был один - на быструю смерть жены и детей, чтобы их тел и душ не коснулось насилие и зверства. В голове настойчиво звучали голоса, навязчивые картины разнузданного насилия. В какой-то момент Вагиф вложил в потайной карман еще один, пятый патрон - на случай, если случится осечка. Каждую ночь Эмилия, уложив спать мальчиков, подходила к Вагифу, сидевшему с ружьем в обнимку на дощатом крыльце, прижималась к его плечу и беззвучно плакала. Горячие слезы падали ему сзади на шею, струились по спине.
На седьмой день хаоса в городских кварталах, ранним утром, Андрей, бывший десантник, прошедший службу в Афганистане в десантно-штурмовом батальоне, подогнал к дому армейский грузовик, в котором находилась семья российский военнослужащих. Грузовик сопровождала боевая машина пехоты. До военного аэродрома близ Баку доехали без происшествий. Осталось только дождаться очередного борта в подмосковный Чкаловск.
Но ожидание вылилось в новые страдания Эмилии. Соседи по несчастью рассказали, как в окраинных районах Баку начались погромы, сколько людей умирало в страшных мучениях. Эмилия прекратила есть, пить, глаза загорелись сухим лихорадочным блеском, словно в бреду она раз за разом просила навестить ее родителей. И Вагиф решил пробраться в осажденный город и спасти их. Любой ценой, потому что осознал: если ее родители - беззащитные старики погибнут, то и она долго не задержится на этом свете.
В центре города витала тревога. На перекрестках стояли БТРы, улицы патрулировали старослужащие со снаряженными боевыми патронами автоматами. Едва миновав центр, столкнулся с толпой молодых ребят, половина из которых - подростки лет пятнадцати. Вагиф вежливо поздоровался, заговорил на азербайджанском. Получил ответ: ребята собрались с одной целью - бить армян. У многих за поясами кухонные ножи, обрезки водопроводных труб. Вагиф мгновенно взмок, почувствовал как с затылка потекла на спину холодная струйка предательского пота, снял фуражку и поспешно зашагал дальше с одной мыслью: «Мир сошел с ума, и теперь ему предстоит ходить рядом с этими сумасшедшими, дышать одним воздухом»…
Родители Эмили жили в железобетонной пятиэтажке свежей постройки, врезавшейся серым прямоугольником в старенькие двухэтажные щитовые дома. Пятиэтажку не удосужились покрасить, оштукатурить; смотрелась она словно зловещий армейский каземат.. Вагиф вспомнил как они с Эмилией приезжали навестить тестя с тещей, это было совсем недавно, всего три месяца назад, поздней осенью, а казалось, что прошли долгие годы, полные потерь и страданий.
Металлическая дверь в их квартиру открылась не сразу, его долго рассматривали в блеснувший отсветом глазок. За эту минуту Вагиф оценил: дверь из тонкого металла при умелом натиске продержится две-три минуты, не больше. За дверьми его ждали не люди, тени, бывшие некогда подвижными, разговорчивыми, жизнерадостными. Вагиф скороговоркой рассказал, что с Эмилией и детьми все в порядке, что этой ночью они все вместе уезжают в Россию. Как приедут, сразу сообщат о себе. Потом попытался обнять стариков на прощанье. И увидел, словно в страшном сне, два перекошенных ужасом лица, две пары глаз, в которых застыл самых дикий из всех страхов - страх пыток и издевательств, пришедший с генной памятью. Эта память сохранила вековые муки древнего народа, пережившего все ужасы геноцида.
Вагиф вспомнил, что в этом подъезде живут три ар-мянские семьи, а значит, подъезд «меченый». Осторожным движением отодвинул занавеску и увидел прямо напротив входа в подъезд три фигуры в длинных черных плащах - «бозкурты» выследили добычу. Перед ним теперь встал выбор, ответственность за который будет преследовать всю оставшуюся жизнь, и время остановилось.
В эти мгновения в памяти с необычайной яркостью возникли удивительные картинки: свадьба, первая брачная ночь, рождение детей, полные радости, светящиеся счастьем, любовью и - тайными страхами глаза любимой женщины. Он словно превратился в зрителя, которому показывали, настойчиво и целеустремленно картины его короткой и необычайно счастливой семейной жизни.
Вагиф смотрел со стороны на себя, молодую жену, детей, видел необычные моменты, которых раньше не замечал, которые прошли незаметно и так бы остались в памяти, если б не этот миг, в который решается все твое настоящее и будущее. В этот миг ты решаешь, каким будет твоя семья, твои дети, каким будешь ты, в какую сторону тебя резко развернет судьба, будешь ты радоваться жизни, или каяться, страдать, или равнодушно взирать на мир, ставший для тебя заурядной паршивой бутафорией настоящей жизни.
В сознании ярким всплеском возникло лицо тестя, Давида, встретившего их у порога этой самой квартиры год назад. Он тогда впервые встретился с семьей дочери после свадьбы, только-только смирившись с ее самовольством , взяв обоих малышей на руки он губами ловил детские пальчики, а по щекам струйками бежали слезы раскаяния и умиротворения. Потом он проникновенно обнимал Вагифа и говорил:
- Прости меня, глупого старика, забыл что это в прежние века нам невозможно было родниться с азербайджанцами. А теперь нас советская власть защищает и надо по-новому жить. Теперь резня, как в прошлые века не произойдет, тот дикий зверь теперь в людях не проснется.
Произошло. Зверь, дремавший почти столетие, про-снулся.
Вагиф нащупал правой ладонью короткую рукоять спрятанного за пазухой обреза, который он успел сделать из отцовского ружья, потом пересчитал патроны, уложенные в левый карман. Повернулся к тестю с тещей с отрешенным взглядом и коротко приказал:
- Возьмите документы, деньги, драгоценности, если они у вас есть. Даю вам пять минут. Больше ничего не бе-рите. Эти, у подъезда - серые волки, страшные люди. - Закончил, прокричав - Но я вас спасу, клянусь своей любовью к вашей дочери, или умру вместе с вами. Слышали!?
В миг превратившийся в глубокого бессильного старика Давид трясущимися руками рассовал по карманам документы, завернутые в тряпочку обручальные кольца и золотую цепочку с крестиком - память о бабушке вырвавшейся из османской резни в далеком 1915году. Бабушка тогда пронесла на руках двухнедельного младенца, от горного селения у озера Ван до Эривани. Этот младенец через двадцать лет стал отцом Давида и через пару лет скончался от болезни почек, потому что бабушка несла его полураздетым через ледяные горные перевалы и не смогла, как ни старалась, защитить его от ледяного ветра..
Теща, Эрмине Петросовна, собралась быстро, накинула старенькое серое пальтишко и судорожно ухватилась за левую руку мужа.
- Топор дайте мне, топор, - Вагиф уже не говорил, а издавал шипящие звуки. - Махнул рукой, - Потом объясню зачем.
Когда спустились вниз на первый этаж, Вагиф не-сколькими сильными ударами срубил поперечный брус, прибитый к дверям и запиравший выход в внутренний двор. В этот момент двое привлеченных шумом бозкуртов ворвались в подъезд, увидели, как Вагиф выталкивал ста-риков во внутренний двор. Первый из них, на секунду за-мешкавшись, поднял над головой обрезок металлической трубы и шагнул в их сторону. Эта выигранная секунда и дала Вагифу шанс. Он успел выхватить обрез и выстрелил серым волкам по ногам. Выстрел дробовым зарядом в тесном подъездном пространстве серьезно оглушил и Вагифа и бозкуртов. И это прибавило шансов беглецам. Только вот в суматохе Вагиф уронил так выручивший его обрез. Когда они приближались к спасительному шоссе у Сальянских казарм, Вагиф заметил погоню. Впереди бежал вожак, атлетически сложенный молодой мужчина с длинными черными кудрями, развевающимися на ветру. Он сжимал в правой руке металлическую трубу, в левой тусклой сталью мелькнуло лезвие кинжала. Остальные преследователи отстали далеко и большой прыти не проявляли.
Вагифу вновь фантастически повезло. Нападавший замахнулся металлической трубой, но длинный плащ и скользкий глина на дорожке сыграли злую шутку: разъя-ренный боевик поскользнулся и растянулся во весь рост прямо в придорожной луже с глинистым дном. Обломок железной трубы откатился к ногам Вагифа, который сразу же подхватил его и сжал в правой руке.
Дрались недолго. Вагиф махнул несколько раз трубой, отпугивая бозкурта, потом собрал все силы и ударил неловко сбоку, по руке убийцы, сжимавшей кинжал. Но тот пригнулся, отводя руку с ножом в сторону для очередного удара, и конец трубы угодил ему прямо в левый висок. Отбежав подальше, Вагиф обернулся и увидел, как серые волки подхватили тело своего вожака и понесли в сторону домов; его голова безжизненно моталась из стороны в сторону.
Через час с небольшим Вагиф с тестем и тещей уже были неподалеку от военного аэродрома, откуда борт дос-тавил их в подмосковный Чкаловск.
Когда Вагиф рассказывал этот эпизод, рука начала сжимать стеклянный бокал с такой силой, что тот жалобно щелкнув расползся в руке, поранив острыми краями ладонь. Посмотрел хмуро на Никиту, сжав кровоточащую ладонь:
-Знаешь, Никита, ты первый кому я так рассказываю. Вот выложил тебе всю правду и сразу полегче стало. И знаешь, эти чертовы бозкурты постараются меня найти, и найдут, всем нутром чувствую.
В Саратове Вагиф и его семья обосновались в 1989 году. Так сложилось, что с женой - армянкой он чувствовал себя неуютно среди земляков. Жену не привечали земляки-армяне, ведь большинство приехало в Саратов из Нагорного Карабаха под грузом тяжелых переживаний гражданской войны.
Как выяснилось позже, Вагиф смертельно ранил мо-лодежного лидера «Серых волков», родственника могучего министра внутренних дел Азербайджана Искандера Гамидова, властвовавшего в Баку в далеком 1992 году.
Вагиф вспоминал далекие девяностые на российской земле, начавшиеся со спуска обессилевших от страха жены и ее родителей по титановому полу рампы могучего ИЛ-76 на бетонные плиты подмосковного аэродрома. Тогда не хотелось думать о будущем. Главное: все были живы, в глазах у любимой жены засветились восхитительные лучики, они прямо-таки обливали Вагифа любовью и вечной преданностью. А повеселевший Давид даже заикнулся, что «вот все успокоится и вернемся», он уже начал скучать по род-ному Баку, где родились он, его жена и любимая дочь.
Не успокоилось. И все вместе, сбившись в кучку на холодных аэродромных плитах, они поняли: старая добрая жизнь ушла безвозвратно, остается только благодарить Бога, что снизошел к ним и сохранил их жизни, превратившиеся в хрупкие незащищенные фигурки на чужой шахматной доске.
Родным для них стал российский Саратов, принявший десятки тысяч беженцев.
Временами на рынке случались конфликты. Если это был конфликт местный, то решал его учредитель ЗАО и негласный директор Петр Петрович, в девяностые именовавшийся Петя Рубленый, так его прозвали за шрам, пересекавший правую щеку от нижнего века до верхней губы, полученный во время службы в армии. Тогда взорвался артиллерийский склад, на котором Петр служил в далеком Забайкалье. В девяностые шрам сослужил ему добрую службу, многие стрелки разрешались мирно благодаря тому, что бытовала легенда: если шрам у Петра начинает краснеть и дергаться - жди беды. Авторитет и великодушие Пети Рубленого позволили ему сохранить определенную власть, деньги, а главное - жизнь, в то время как почти все его друзья и враги перекочевали на обширное кладбище на холме, прозванном Жареный Бугор. А Пете выпала миссия посещать пышно убранные могилы и класть туда богатые букеты цветов.
В связи с этим Петр Петрович Голованов решал все споры конкретно и, как правило, справедливо. Опыт вы-живания в жесткие девяностые был для него всезнающим учителем. Лишь изредка на рынке случался мордобой, который служба безопасности жестко пресекала, а виновников наказывали строго - деньгами или даже изгнанием с рынка. Несколько лет назад Петру Петровичу сделали дорогую пластическую операцию и шрам исчез. В тот же год его избрали депутатом городской думы. В микрорайоне рынка стало совсем чисто, местная шантрапа куда-то испарилась, лишь временами алкоголики и наркоманы появлялись в пределах рынка, но их сразу перехватывали и умело, без шума удаляли с территории.
Поэтому, когда на рынок пришли два хорошо одетых господина и вежливо спросили у входа, как найти «Вагифа - эфенди», у персонала это не вызвало бы подозрений, если бы спрашивали не у Никиты. А так получилось, что именно он попался вежливым посетителям, поскольку стоял у входа на рынок по просьбе Любы-хромоножки и ждал подвоза с оптовки обещанных ей коробок с товаром.
Своим внешним видом посетители никаких опасений не вызывали, но в голове у Никиты тревожно повернулось предчувствие, словно тяжелую свинцовую пластину наложили прямо на серое вещество, тревожно сжавшееся и пославшее явственный болевой импульс. Вспомнился рассказ Вагифа о Серых волках, правивших двадцать лет назад бал в Баку в фирменных длинных черных плащах. И ещё одно заметил обычно рассеянный взгляд Никиты: правая рука молодого, атлетически сложенного посетителя со стального цвета глазами, напряглась под Никитиным сосредоточенным взглядом и произвела странное импульсивное движение, словно пытаясь задвинуть внутрь рукава какой-то предмет.
Никита показал посетителям направление, назвал на-именование торгового павильона - «Каспий», а сам, бро-сив на произвол судьбы свою тележку, отставив в сторону мысли о Любином поручении, помчался вдоль ларьков, срезая углы, скользя вдоль боковых проходов прямо к па-вильону. Посетители шли быстро пружинистыми шагами, продвигаясь вперед. К павильону подошли на секунду раньше. На свою беду Вагиф стоял недалеко от входа, расставив ноги и сложив руки на груди. Это был его любимый пятачок, с которого он привычным взглядом осматривал всю южную часть рынка. Посетителей заметил и оценивающе их рассматривал, отметив вектор их движения. Не доходя с десяток метров до Вагифа, молодой атлет стал подергивать правой рукой. Через долю секунды в его сжатой ладони оказалось тонкое трехгранное лезвие.
Этой доли секунды хватило Никите, чтобы перехватить кисть убийцы и нанести удар лбом сбоку в правую скулу. Одновременно Никита нанес удар левым ботинком по правому колену второго боевика как раз в тот момент вы-таскивающего пистолет из правого кармана. Этих двух мгновений хватило и Вагифу, чтобы спасти свою жизнь. Он успел ударить по руке с пистолетом, отлетевшим далеко в сторону. Еще через мгновение Вагиф сидел верхом на боевике, тот корчился от боли и тянул мускулистую руку к отброшенному в сторону пистолету.
В это время Никита свалил с ног обладателя кинжала и сверхусилием старался вырвать из его правой руки трехгранное лезвие. Однако справиться с ним было непросто. Киллер не выпустил из рук свое оружие; да и просто выбить его из руки было трудно, поскольку трехгранное острие торчало между пальцев крепко сжатого кулака, а рукоятка заканчивалась плоским широким навершием, упиравшимся в тыльную часть ладони - редкое и очень опасное оружие.
Неизвестно, чем бы закончился этот этап стычки, если бы рядом не оказался один из рыночных охранников с резиновой дубинкой в руках, которую он немедленно пустил в дело, нанося крепкие удары по предплечьям убийцы.
Скоро дорогие черные плащи наемников, вывалянные в пыли, послужили дополнительным средством их удержания; их просто спеленали как младенцев, используя длинные рукава как смирительные рубашки. В таком виде их поставили перед директором рынка. Ещё через пятнадцать минут на своем мерседесе подкатил Петр Петрович. Без него никто не решился вызывать полицию и допрашивать боевиков.
Никиту тем временем перевязывали врачи подъехав-шей «скорой». Правая ладонь была рассечена острым трехгранным лезвием. Скорая увезла его в травматологию.
Седовласый хирург привычными, строго рассчитан-ными движениями промыл рану, ввел обезболивающее. Затем наложил два шва, немного помедлил, вышел в соседнюю комнату и принес мощную лупу, внимательно осмотрел правую ладонь, потом левую и строго посмотрел в глаза Никите:
- Первый раз вижу такую технику накладывания швов, прямо-таки пластическая хирургия высшего качества. У вас ведь обе ладони были рассечены какими-то острыми предметами, потом все швы скрепили, да-да не сшили, а чем-то скрепили. Удивительная технология! Наверное, где-то в Америке или в Израиле вас лечили, молодой человек. Более того, под кожей исключили кровоизлияния, словно все мелкие сосуды одновременно спаяли между собой. Какая-то внеземная технология, прямо чудо!
Никита пробормотал: «Было дело», - и отвел глаза. Знал бы седовласый эскулап, как он поранился. А вот кто его лечил, он и сам не мог себе представить…
Вернувшись на рынок, он попал под перекрестный допрос полицейских, увезших несостоявшихся убийц под плотной охраной сотрудников ОМОНа. Выяснилось, что оба субъекта в черных плащах были гражданами Азербайджана и действительно принадлежат к подпольной организации «Серые волки», ныне в Азербайджане запрещенной. Зато в современной Турции эта организация пользуется полной поддержкой правительства. Там сейчас бозкурты в силе и принимают активное участие в боевых действиях на стороне террористов из ДАИШ.
Собственно, полицейские больше расспрашивали Ва-гифа, который выглядел между прочим очень бодрым и жизнерадостным.
Первым делом он обнял Никиту:
- Вот, смотрите, настоящий герой. Он мне жизнь спас. Ведь тот здоровый «бозкурт» настоящий профессионал, своей шашлычной палочкой меня бы насквозь проткнул.
Полицейский капитан из угрозыска сочувственно посмотрел на Никиту и строгим голосом все же попросил его написать объяснительную. Потом взял со стола пластиковый пакет и как-то по-мальчишески хвастливо придвинул его к Никите: « вот, полюбуйся, настоящий средневековый кинжал-убийца».
Кинжал, которым орудовал «серый волк», и в самом деле выглядел зловеще. Трехгранное жало, длиной сантиметров двадцать, отливало каким-то завораживающим синеватым блеском. Острые грани идеально ровными линиями тянулись от жала к особо обработанному навершию. Само навершие было отшлифовано частым касанием к ладони, для которой это страшное орудие становилось как бы частью руки, убивающей беспощадно, незаметным тренированным движением.
- Похоже, этим кинжалом не один десяток людей на тот свет отправили, - Капитан осторожным движением обернул тканью вещдок и убрал его в свой портфель.
Вскоре секретарша директора была вызвана в кабинет и каллиграфическим почерком написала объяснение под диктовку следователя и Никиты. Когда наконец была написана фраза: «Написано с моих слов верно», Никита облегченно вздохнул и был благосклонно отпущен в дальнюю подсобку, на старенький кожаный диванчик. Туда же ему принесли тарелку с пловом и полный чайник горячего чая. Никита без аппетита поел и почувствовал, как слипаются веки. Не снимая кроссовок, как-то неловко боком растянулся на диване и провалился в темное глубокое пространство.
Это не было сном, поскольку никаких видений не было. Было ощущение плавного спокойного полета, потом его тело окутали в необычайно мягкое одеяло и уложили на мягкую воздушную подушку. Зазвучали два голоса - мужской и женский. Мужской голос, сохранивший металлические отзвуки, но зазвучавший с подчеркнутой симпатией, проговорил в привычном стиле:
- Вот и пришла пора прощаться. Признаться, мне жаль. Видишь ли, я давно должен был оставить тебя, не в моих правилах так долго опекать перерожденного. Но ты у меня - особый случай. Обычно перерожденные восстанавливаются долго, постепенно. У тебя все про-исходит быстро. Ты проходишь испытания, подбро-шенные жизнью тоже необычно, словно стремишься не столько переродиться и переделать себя, сколько изменить окружающих .Это редкий случай.
Должен сказать откровенно о тебе прежнем, точнее о двух прежних людях, которые слились в тебе в одно целое. Симбиоз двух сущностей дал поразительные результаты, так случается очень редко. Одно из твоих прежних «я» владело высоким, резко охлажденным интеллектом, оно ушло из жизни внезапно, к сожалению. Второе «я», погубленное алкоголем, оказалось мягким, отзывчивым человеком, умеющим сочувствовать, сопереживать. И когда эти два «я» соединились, случилось чудо: у тебя проявился дар влиять на окружающих, ты непроизвольно начинаешь преображать их.
У тебя большое будущее, береги себя и прислуши-вайся к окружающим, старайся использовать свой дар в полную силу, со всей душой.
Прощай!
Следом зазвучал женский голос, насыщенный удиви-тельными интонациями. Никита услышал вначале, как ему показалось, женскую энергию, воплощенную в звук, словно звучал не голос, создающий звуки и словосочетания, а волшебная мелодия, складывающаяся в слова, насыщенные смыслами, рождающая изумительные образы. Наверное, легенда об удивительной притягательности сирен, призыву которых невозможно отказать, вовсе не легенда, а повествование о тайнах и удивительных качествах, точнее - настоящем искусстве женского притяжения. Эту его мысль услышали, голос прервался коротким смешком, в речи женщины зазвучали насмешливые ноты:
- Дорогой Никита! Да-да ты стал дорогим, когда начал размышлять на темы любви, верности, на темы таинственной энергии чувств. Ты шагнул неожиданно далеко в неизведанное пространство и преуспел, не-смотря на то, что только что пережил перерождение и только начал учиться. И начал с самого главного - по-иска новых измерений любви. Ты зашел на ту террито-рию, которая скрыта для подавляющего большинства мужчин непроницаемой пеленой. Да и большинство женщин тоже не ведают этих тайн бытия, лишь вла-деют обостренной интуицией, позволяющей им угады-вать направление поиска, да и к тому же не всегда вер-но.
Так что теперь ты дорогого стоишь, к тебе потя-нулись люди, открывая тебе самое сокровенное, получая в ответ многое из твоих новых познаний. Не все из них можно передать простыми словами. И здесь ты тоже учишься создавать словесные сплетения, которые начинают жить собственной жизнью, раскрывая все новые и новые возможности поиска человеческого счастья.
А в отношении сирен ты верно подметил: это не легенда, а забытое искусство ввода мужчины и женщины в состояние гармонии, искусство очищения мужчины от скверны, избавления от энергий ненависти, насилия, зависти, ревности и прочего зла, количество которого в вашем мире превысило все мыслимые пределы.
Ты на верном пути и тебе будут помогать!
Только не забывай, что твой путь возможен только тогда, когда ты отдаешь часть полученных энергий нуждающимся…
ПОЭТИЧЕСКИЕ ГУЛЯНКИ
За полчаса до очередной «поэтической гулянки» Костя зашел к Любе с необычной просьбой: «Знаешь, Люба-Любочка, дай мне посмотреть на себя в зеркало», - и шагнул в узкую дверь примерочной кабинки, заботливо оборудованной у задней стенки ларька.
Из зеркала на него смотрело знакомое лицо, угловатые плечи развернуты вызывающе и неловко, как у подростка.
Проговорил вполголоса:
- Каким видят меня люди со стороны? Что я могу пе-редать им, какие чувства , какие мысли внушить? И для чего все это? - Да, конечно же, в нашем мире надо научиться жить, а не выживать, научиться быть успешным. А для этого и надо почаще задавать себе такого рода вопросы. Вот и сейчас вижу: я стал приподниматься над каждодневной суетой, стал видеть мир другим, многообразным. И оказывается в нем очень много загадок. Если увидишь, ощутишь это - будешь успешным, потому что устремишься в поиск, будешь учиться искать разгадки жизненных тайн…
Через полчаса, открывая по традиции поэтическую гулянку, Костя разразился монологом:
Интернет незаметно, исподволь, настойчиво и це-леустремленно выращивает манкуртов, не помнящих предков, родственников, собственной истории - малой и большой родины. Эта память настойчиво истребляется.
Интернет взращивает карликовые чувства, карли-ковые эмоции, внедряя: учись потреблять, бери от жизни самое сладкое и не отдавая ничего взамен. Какие уж там чувства! Какая крамола - готовность к самопожертвованию.
В мире паутины - всё сиюминутно - выставил ви-деосюжет, получивший сотню, тысячу, миллион лай-ков. Ты сыт, ублажен. Завтра о тебе забудут, и ты сам забудешь о чувствах, переводя их на уровень ощущений, примитивных и легкодоступных.
И получится: любви нет, есть секс, полезный для здоровья, если он умеренный. Семьи нет, есть взаимовыгодное проживание и совместное использование жилья и потребление возможных благ. Родины нет, есть страна комфортного проживания, которую можно сменить только на более комфортную. И так без конца. Такими людьми и сообществами таких людей легко управлять, нажимая на определенные, очень простые по своей сути рычаги. Их сопротивление можно легко и без лишнего шума подавить.
Друзья мои, поверьте, я точно знаю, что придет день, когда вся паутина Интернета придет в смятение и канет в лету, растворится, уйдет в небытие. Поче-му?
- Да потому что весь окружающий мир задает нам все больше и больше задач, которые мы просто обязаны решать и решать срочно. А Интернет - это лабиринт, в котором куда бы ты ни шел - везде тупик
Когда Интернет исчезнет, а останется только электронная система информации, каждый начнет ду-мать, точнее - учиться думать о смысле жизни, о своем предназначении.
Картинки из Интернета, видеофильмы, видеомон-тажи - это все имитация жизни, погружение в мир вредных грез и сновидений.
Все равно главным останется СЛОВО. Словесная графика, словесные построения есть высшее выражение смысла жизни.
Запомните, в любом, самом совершенном фильме вся игра главного героя останется ничтожной, если мы не услышим его голос, не наполним словесным смыслом его действия, жесты
И наоборот: слова, не поддержанные действием, постепенно теряют смысл, омертвляются.
Любое действие, любой сценарий - это прежде всего словесная мозаика, удивительное создание разума, та основа, на которой только и создается мироздание.
А я не хочу принимать эту паутинную реальность. Не только потому, что она порочна до мозга костей, а потому, что в ней закрыто, зачеркнуто будущее. Поясняю: то, что сейчас внедрилось в нас, наше сознание не предполагает никакого будущего для наших детей, внуков, правнуков. На первый взгляд, с нами поступают милосердно: отсекают наше будущее, наших потомков, дают нам шанс пожить в свое удовольствие и затем выпроваживают весь наш мир, с его жизненными пла-нами, опытом, ошибками, провалами, радостями, дос-тижениями, взлетами и падениями. Все это отправ-ляют не просто на мусорную свалку, нет - в небытие, в котором есть только тьма и вечное забвение.
Никита в тот вечер спешил домой, но отказывать не решался. После эмоционального выступления Кости он решил прочесть монолог, написанный прошлой ночью:
Задумался почему-то о словах, о том, насколько глубок и многозначен смысл многих слов в нашем родном языке, которые мы произносим привычно и бездумно. А задумываться над смыслами нужно! Даже над теми, что заложены в простых на первый взгляд словах.
Например, справедливость означает «правду ве-дать». Значит, независимо от людей, держащих в руках власть, независимо от денег и военной силы есть правда, которая всегда выше.
Иногда кажется, что правду можно скрыть, а пра-ведников уничтожить. А на деле оказывается - нет , потому что есть высокая сила, которая «правдой веда-ет».
Ненавидеть означает, что ты не будешь видеть перед собой истинное, то, что на самом деле происхо-дит, ты обречен на слепоту, за покровом которой можно усмотреть лишь химеры, то, что будет уводить тебя с жизненной дороги. Ненависть затмевает все жизненные радости, лишает вкуса и цвета, даже любовь отступает на второй план и уступает ненависти, лишая человека смысла жизни.
Или такое слово - гордость. Слово само по себе ин-тересное. Гордиться страной, каким-то близким чело-веком - это, как кажется, очень даже полезно. Но по-чему в этом слове явственно прослушивается «горе»? Не значит ли, что гордость таит в себе горе, горечь? Гордый, вознесший себя на пьедестал человек так тя-жело испытывает горечь неудач, падений, пораже-ний…
Еще более пристально стоит осмыслить такое слово как зависть. Оно несет в себе зависимость. Ты будешь зависеть от обстоятельств, ты будешь зависеть от других людей, зачастую тебе неприятных, будешь зависеть от очень многого, неподвластного твоим истинным желаниям, жизненному укладу, жизненным целям. Зависть может развернуть всю твою жизнь, увести ее с магистрали твоего жизненного пути и увести в зловонные болота, откуда очень трудно выбраться, где придется затрачивать множество жизненных сил, чтобы не быть втянутым в смертельную трясину.
Никита хотел спуститься с импровизированной сцены, но услышав за спиной тихие наигрыши старенького Костина аккордеона, объявил:
- Сейчас я прочту несколько строчек из стихов Рож-дественского, а потом вы услышите «песни века»:
Ты - словно тихий шорох ветра,
(Я так тебя люблю!)
Ты- словно добрый лучик света,
(Я так тебя люблю!)
Ты - и надежда, и мечта,
Мне даже страшно поверить в это…
Ты и тепло моё и вьюга, -
(Любовь моя всегда ждала тебя.)
Как мы смогли найти друг друга,
(Любовь моя легко нашла тебя.)
Как повстречаться мы смогли
И мимо не прошли?
Никита запнулся и ощутил вдруг: сейчас прозвучат проникновенная, забытая мелодия, которая в той, прошлой жизни была дня него живительным началом чего-то нового, важного. Какой она прозвучит сейчас, какие образы всплывут из памяти?
Он шагнул со ступеньки и закрыл глаза.
Голос у Марины Петровны был грудным, необычным, словно нераскрывшаяся часть души вдруг решилась вырваться наружу:
Мы совпали с тобой,
Совпали
В день, запомнившийся навсегда.
Как слова совпадают с губами.
С пересохшим горлом -
Вода.
Мы совпали, как птицы с небом.
Как земля
С долгожданным снегом
Совпадает в начале зимы, так с тобою
Совпали мы.
Мы совпали,
еще не зная
ничего
о зле и добре.
И навечно
совпало с нами
это время в календаре
(Роберт Рождественский)
НОВЫЕ ИЗМЕРЕНИЯ ЛЮБВИ
В разгар лета, когда рынок забурлил новыми импуль-сами, когда рыночный воздух насыщался ароматами рас-сыпанных на прилавках ягод малины, черной смородины, произошло неординарное для Никиты событие: на рынке появилась необычная женщина. Её необычность заключа-лась не в облике, она была красива, но красива какой-то безжизненной красотой. Весь её облик отдавал тоской, она смотрела на мир и людей сквозь пелену обреченности.
Женщину звали Света, она была племянницей Мари-ны Петровны, которая родилась в шахтерской семье в Краснодоне, там же выросла, окончила пединститут, вышла замуж за инженера-саратовца Виталия Сергеевича, бывшего в Краснодоне в командировке: он руководил монтажом зуборезных станков на местном заводе, производившем шахтное оборудование.
Брак у Марины Петровны был счастливым. Виталий Сергеевич сутками пропадал на любимом заводе. Скоро его назначили начальником самого крупного цеха. Несмотря на тяжелейшие проблемы на производстве, он оставался чутким семьянином, преданным мужем. В их семье была одна проблема: не было детей. Бесконечные обращения в разные клинические центры в Саратове и в Москве не принесли успеха.
Скоро и незаметно пришли девяностые, и Виталий Сергеевич сразу сдал здоровьем. Перестал приносить до-мой зарплату, вечерами устало обнимал жену, уходил в свой маленький кабинетик, зажигал свечу на столе и сидел молча до полуночи. Марина Петровна , потерявшая работу в проектном институте, пошла работать продавцом на рынок. По-видимому, это стало последней каплей в разрушавшемся здоровье мужа, однажды ранним утром у него случился тяжелейший инсульт. Только любовь и преданность Марины Петровны спасли его от смерти. С тех пор у нее было только две заботы: любимый муж, разбитый параличом и работа на рынке. Все остальное ушло из жизни. Придя с рынка, она первым делом бежала к кровати мужа, за которым в её отсутствии ухаживала бабушка-соседка, потом подходила к иконам в углу комнаты и благодарно молилась. Так бежали годы, не оставляя никакого следа в памяти.
Все родственники Марины Петровны остались в До-нецкой области. Родной брат Виктор, отец Светланы тру-дился на шахте, вышел на пенсию и мечтал о разведении собственного сада. Мечта начала осуществляться семь лет назад: удалось выкупить два земельных участка, примыкающих к западному пригороду Донецка, один себе, другой для семьи единственной дочери, Светланы. Марина Петровна изредка навещала родных, приезжая на пару дней. Три года назад в конце лета приехала полюбоваться на плодоносный сад, в котором брат, пятидесятилетний пенсионер, вырастил уникальные сорта груш, сливы, а в теплице произрастали настоящие гранаты и персики.
Виктор вкладывал в свой сад, ставший и целью и смыслом жизни все свои жизненные силы.
Не раз он на долгое время застывал в нежном розовом рае цветущих абрикосов, слив и вишен, когда безжалостная память вгоняла его в подземелье шахты, на глубину в восемьсот метров, где десять лет назад он пробыл трое суток после страшного обвала всех креплений в штреке. Из пятнадцати шахтеров в забое тогда выжили трое. Один из трех потом сошел с ума. А Виктор выжил и сохранил душевное здоровье благодаря своим видениям, в которых главным было его стояние в цветущем розовым цветом саду и легкое покруживание головы от аромата соцветий и прикосновения нежных крылышек розовых лепестков к глазам и щекам. Эти видения помогли выжить в той страшной катастрофе, похоронить погибших товарищей и доработать потом на ненавистной шахте до пенсии.
Марина Петровна пришла с племянницей на рынок ранним июльским утром, вместе они открыли ларек, закрепили свежепокрашенный козырек и принялись раскладывать товары. Потом Марина Петровна провела её к директору рынка, познакомила с женщинами, торгующими в соседних ларьках. Коротко рассказала: Света с двумя детьми, семилетней Леночкой и пятилетним Димой прибыла с Донецкой области, с пригорода Донецка, разрушенного артиллерийскими обстрелами. Муж, ушедший в ополчение, погиб два месяца назад в жарких боях южнее Донецка, отбивая танковую атаку националистов. В дом Светы, спустя неделю после гибели мужа, попал крупнокалиберный снаряд, разрушил все до основания. В доме в этот момент были родители Светы, пришедшие навестить внуков. А Света с детьми задержалась в Донецке, куда поехала по-лучать гуманитарную помощь. Чудесному спасению она и дети были обязаны сломавшемуся автобусу, из-за которого они приехали к дому на двадцать минут позже условленного времени.
Марина Петровна получила известие о гибели единственного брата, его жены и испытала такую душевную боль, что в тот же день попала в больницу с тяжелым гипертоническим кризом. Чувство долга подняло ее с больничной койки, и спустя сутки она уже стояла в очереди на пункте пропуска российско-украинской границы в маленьком российском приграничном городке Донецке. Ее ужаснул вид полуразрушенного села Изварино на украинской стороне границы, где месяц назад шли горячие бои; вдоль дороги торчали скелеты обгоревших домов и грузовиков украин-ской механизированной бригады, сожженных ударами ополченческих «градов». Родной Краснодон встретил по-луразрушенными пятиэтажками на окраинах, обезлюдев-шими улицами.
Племянницу Светлану и двоих ее детей, семилетнюю Оксану и пятилетнего Витю приняли дальние родственники, жившие неподалеку на западной окраине Донецка.
Брата Виктора и его жену Серафиму похоронили на огромном кладбище на окраине Донецка рядом с могилами родственников. Во время поминок рядом с домом родственников рвануло сразу несколько крупнокалиберных мин так, что два поминальных стаканчика с водкой, стоявшие рядом у торца стола, ударились друг о друга, потом дрожавшая земля превратила стеклянный перезвон в удивительный звук, словно серебряный поминальный колокол настойчиво отзвонил по погибшим тихим светлым звоном.
После похорон Марина Петровна решительно собрала вещи племянницы Светланы и двух ее детей, временно разместившихся в крохотной комнатке у родственников. Выехали ранним утром после бессонной ночи, проведенной в подвале дома. От разрывов дрожала земля, с потолка подвала сыпалась штукатурка и опускалась мелкая удушливая пыль, от которой дети натужно кашляли и просили пить.
Миновав Изварино и пройдя украинско-российскую границу, Марина Петровна, сделав несколько шагов по российской земле, не стесняясь облокотилась на придорожный тополь, достала из нагрудного кармана маленькую иконку Божьей Матери и долго молилась, дав волю слезам.
Спустя несколько дней Марина Петровна в разгар ра-бочего дня нашла Никиту в самом центре рынка, взяла за руку и решительно увела в сторону ближних пятиэтажек, в заросшие неухоженными деревьями дворы с щербатыми скамеечками. Усадив его на скамейку, крупными размашистыми шагами зашагала кругом, останавливаясь, заглядывая в глаза, заговорила резко, отрывисто, с отчаянием пытаясь выразить самое главное:
- Никитка, слышишь, только ты, Никитка, сможешь! И только ты должен вернуть ее к жизни. Да не ради тебя, не ради того, чтобы влюбить в себя и покорить. Ты и это сможешь, в тебе что-то проснулось такое, что ты любую женщину покоришь и превратишь ее в свою прислужницу, в рабыню. Ты владеешь великим даром, но не для того, поверь, совсем не для того твой дар, чтобы умножать твои мужские победы. Ну, ты и не такой, ты не стремишься к власти над женскою душой. Ты бескорыстен, ты не жаждешь власти, даже совсем маленькой власти над кем-то. Ты почти святой. Тебе только можно перестать есть пить и одеваться. Все остальное сделают твои мысли…
- Никитка, ты просто обязан, слышишь, всей душой ее услышать, помочь проснуться от горя. Уж слишком любила она своего мужа, родителей.
Конечно, геройский был парень. И умер геройски. После него какая любовь? Когда мир заполнен мужчинами-карликами, для которых только и можно что вырастить карликовое деревце удовольствий, такое, чтобы плоды с него собирать без труда и без риска. Вот просто так жить в карликовом мире хлопот о маленьком. В этом мире можно брюшко отращивать, сладко есть пить, покупать любовь, покупать продукты, спиртное, покупать все, кроме загробной жизни, уверяя, что ничего такого и быть не может.
Может-может. И ты это знаешь, похоже, лучше меня.
Но ты ведь не такой, Никита, помоги ей выжить в на-шем полусумасшедшем мире, хотя бы ради ее детей. Я чувствую, я знаю, что она не хочет жить, она каждый день теряет остатки интереса к жизни, даже дети уже не держат ее на этом свете. Без нее они превратятся в мотыльки. Знаешь, что такое человеческие мотыльки в нашем мире? - Жить для того, чтобы есть невкусную пищу, чтобы общаться с нелюбимыми людьми, чтобы избегать влюбляться. Понимаешь, мы все больше погружаемся в мир, в котором люди боятся светлых чувств, избегают как черт ладана привязанности и любви.
Да ладно, заговорилась я. Знаю только, что ты не сдашься, не смолчишь, не предашь, не воспользуешься чужой слабостью.
Ведь для чего-то тебя переделали, кому-то это было нужно.
Вот для таких как она тебя и преобразили, попомни мое слово.
Теперь давай, отдавай частичками то, что в тебя вло-жили!
Помоги! Богом тебя заклинаю, помоги! Ты ведь ве-рующий!
Никита без предисловий пообещал Марине Петровне помочь, успокаивал, выслушивая вновь и вновь ее взвихренные, тревожные монологи.
В этот день он выбирал свои маршруты по рынку так, чтобы раз за разом проходить мимо ларька Марины Пет-ровны, временами останавливался, заговаривал, старался увидеть хоть что-то значимое в ее племяннице.
Увидел немногое. Светлана противоречила всем представлениям о современной женщине, скорее, манера одеваться, разговаривать, очерчивать взглядом круг своих симпатий и антипатий - все это было похоже на пренебрежение стереотипами, протест против устоявшихся жизненных формул. Может, время, необычайные события сделали ее такой?- Скорее всего, что-то другое, так представлялось Никите. Может, память предков проснулась в какой-то трагический миг, остановив жизненную суету, может, горечь переживаний жгучим потоком сорвала невидимую завесу…
Он не мог заглянуть в ее внутренний мир, видно было, что она закрылась от внешних вторжений непроницаемой броней, защищая от всего постороннего свой скорбный мир воспоминаний, образов ушедших близких. Непосвященный остановил бы на ней взгляд, отметив женственность, привлекательность и гармонию в облике. Но, остановившись взглядом, мужчина, привыкший к видению и мгновенной внутренней оценке женских форм и прелестей, не смог бы даже и попытаться рассмотреть в ней сексуальную привлекательность. Нечто интуитивное, невидимая сила, проникающая стальными струйками наружу, сразу исключала любовную интригу, любую попытку соблазнения, искушения, словно прозрачная очень прочная стена отделила ее от обыденной реальности.
И если уж судьбой ей предназначалась любовь, хотя бы в отдаленном будущем, то это могло быть только чув-ство необычайно яркое, неизбывное, на всю жизнь, на все оставшиеся годы, часы, минуты.
Из глубин памяти Никиты всплыли дальние, почти нереальные воспоминания: в прошлой жизни в юности, испытав многократно неразделенную любовь, пытался найти лекарства от тех бесконечно далеких, но оставшихся в памяти юношеских миропостроений. Тогда он изобрел «лекарства от наваждений и ошибок». Одним из них было создание мысленного портрета. Увидев молодую женщину, Никита пытался потом, оставшись в одиночестве, мысленно воссоздать ее облик, перенося восхитивший его образ в словесный портрет. Самое трудное - перенести слова на бумагу, создать сплетение слов, фраз, которое позволило бы вообразить и увидеть прекрасный облик. И наконец, самое главное, подобно Пигмалиону вдохнуть жизнь, одушевить, чтобы удивиться и восхититься дыханием жизни на чистых линиях лба, носа, подбородка, восхитительными бедрами, грудью, изящными ногами, проникновенным грудными голосом, произносящим удивительные слова:
- Кто ты? И зачем создал меня? Что ты хочешь привнести в мир своим творением?
Так открываются врата в новую вселенную, на позна-ние которой так хочется отдать всю жизнь.
Вначале он перенес на это свой детский опыт, когда на уроках рисования его учили копировать рисунки, нанеся на подлинник сетку, чтобы воспроизводить потом линии в каждом квадратике. То был, конечно, ошибочный путь, нелепый. Но в нем была и своя польза.
Пройдя некоторое расстояние, уперся в тупик, и воз-мущенное собственной наивной беспомощностью сознание потребовало:
- Всё. Хватит жить и мыслить по плоским шаблонам. Давай-ка поднимайся и воспари над этой плоскостью, считаемой жизнью человека, тогда увидишь, что мир объемен и имеет не три, как трактует геометрия, а великое множество измерений, что в объемных картинках живут звуки, запахи, нескончаемые сочетания красок. Наконец, есть время, самовольное и причудливое, созидающее и разрушающее, разделяющее и соединяющее, складывающееся в эпохи.
Со временем Никита сделал для себя самый важный вывод. Те образы, которые он видел напряженным при-стальным взглядом, воссоздавал вначале в мыслях, потом преобразовывал словами, пытаясь на бумаге выразить причудливым сочетанием слов свое понимание, свой смысл; не всегда удавалось передать и воплотить в свой замысел. Может потому, что не хватало слов или потому, что словосочетания имеют разное, порой противоречивое содержание, нечто внешнее, подобно оболочке, за которой скрывается невидимое, не совсем понятное. Слова, собранные в предложения, мимолетно брошенные фразы имеют разную тональность. Поэтому воплощать мысленные образы в словесные описания очень трудно, это настоящее искусство, своеобразная магия. Словами можно выстроить мысленный образ, но затем предстоит наполнить его звуками, ощущениями, всеми красками и таинствами жизни.
Бывало так, что удивительно красивые женщины, фотомодели, красующиеся на обложках и страницах «Каравана», воплощались в банальные, истертые, словно поношенная одежда слова, в сухие фразы, лишенные жизненной энергии.
Часто случалось так, что женщины, встреченные на рынке, в магазинах, на улице, иногда совершенно незнакомые, неожиданно, в один момент притягивали к себе внимание. В несколько замедлившихся секунд, когда глаза успевали проникнуть в глаза, они раскрывались как удивительные, необычайно красивые создания, наполненные таинственными энергиями. Каждая их черточка, оттеняющая облик, превращалась в прекрасный отсвет внутренней красоты, поднимавшейся с необычайной силой из глубин женской души.
Поэтому Никита отказался от идеи писать словесные портреты с журналов. Он старался поймать чудесный миг, длящийся долю секунды в жизни обыкновенной женщины, в повороте ее головы, во взгляде, брошенном через плечо, в искреннем раскрепощенном смехе, в нахлынувшем смущении, мгновении растерянности, наивной и смешной.
Это было не просто попыткой создать некую роман-тичную, возвышающую картину, наполнить ее красками из своего внутреннего мира, приукрасить облик женщины, к которой потянулась его душа. Нет!
То было стремление увидеть недоступное охлажден-ному, разочарованному интеллекту сквозь пелену рацио-нального видения, наносящего на истинные образы слои привычных, наскучивших жизненных красок, скрывающие истинный облик. Так на старинных иконах под грубыми наслоениями безвкусных красок, намалеванных бесталанной рукой, скрываются удивительные творения средневековых мастеров, выплеснувших в мир восхитительные, освященные страстными молитвами образы.
Внутри каждой женщины тайна, удивительная и непостижимая мужскому уму. Ты осчастливишь себя, если эту тайну прочувствуешь, уловишь хотя бы ее частичку и застынешь, очарованный.
- Пусть, - решил Никита, - если я не смогу воспроизвести своими мыслями и сплетением фраз прекрасный образ - значит, я недостоин. А может быть, она совсем не та, кого увидел мой очарованный ошибочным видением взгляд. Значит ее красота лишь слабый образ той, которую я хотел найти в своей жизни. И слишком долгий поиск оказался слабым воплощением мечты, превратившейся в несбыточную иллюзию.
Никита закончил словесный портрет, закрыл свой тщательно оберегаемый нетбук в самодельный футляр, выполненный из полистироловых пластин, и почувствовал в душе опустошенность, как будто выполнил свою важнейшую задачу и теперь может расстаться с незримым чувством ответственности и острой неудовлетворенности за невыполненное дело.
На следующей день Никита отозвал Марину Петровну к старой щербатой скамейке и дал прочесть написанное о Светлане. Отошел в сторонку, стараясь не мешать. Она читала вначале сосредоточенно, вчитываясь в каждое слово, потом смерила Никиту испытующим взглядом и вновь опустила глаза к тексту:
- Слушай, Никита, прочла твой текст с каким-то странным чувством, словно меня начали перемещать в другой мир. Прочла второй раз и почувствовала: тот, другой мир гораздо лучше нашего и притягивает с такой мощью, что нет сил этому сопротивляться. А знаешь, давай-ка прочти это на сегодняшней «поэтической гулянке». Это рискованно, конечно, но рискнуть стоит, потому больше шансов, что Света по-настоящему услышит, потому что без этого вряд ли удастся ее встряхнуть, сбросить с ее плеч тяжкий груз.
Этот вечер начался с песни, старой, почти забытой. Вначале ее пела Марина Петровна, потом стала подпевать Люба, а последний куплет тянули уже несколько женских голосов:
Как много лет во мне любовь спала.
Мне это слов ни о чем не говорило.
Любовь таилась в глубине, она ждала -
И вот проснулась и глаза свои открыла!
Свой текст Никита начал читать дрогнувшим осип-шим голосом, потом включился знакомый удивительный поток воспоминаний, и показалось, что он уже не говорит обычными фразами, а читает «белые» стихи…
Кто она, Светлана, таинственная, недоступная, чей истинный образ скрыт под маской обыденности? С первого взгляда видно: жизненная драма изменила ее внутреннюю суть, оттого печать внутренних пере-живаний заполнила весь ее облик, все жесты, слова, взгляды. Поверхностный взгляд скажет - в ней ничего необычного. Скорее наоборот, собранность, строгость в движениях, некоторая холодность, даже сухость в словах и жестах, излишняя рациональность. На самом деле это средство самозащиты хрупкой женщины, пытающейся удержаться на поверхности жизни, не погрузиться в омут бесконечных переживаний и скорби.
Сейчас передо мной трагический образ женщины, познавшей всю глубину хрупкости и ненадежности ок-ружающего мира. Его обманчивая сущность совсем не-давно покрывала женскую действительность Светла-ны ощущением мнимой уверенности в стабильности мира, в его иллюзорных образах устойчивости и надежности человеческого бытия. Как оказалось - все наоборот.
Оттого овал лица Светланы, запомнившийся в мо-менты ее первых посещений рынка утратил с тех пор округлость, появились заостренные черты в разрезе глаз, в уголках губ, бывших ровными и на первый взгляд бесчувственными ( на самом деле и тогда, при первых встречах, ее губы были наполнены красотой, точнее красивым дыханием жизни, еще не прожитой, но уже испытавшей радости и скорби взрослой жизни). Те-перь эти губы, совсем недавно отвечавшие на поцелуи мужа, обрели скорбную отточенную складку, придававшую каждому их движению печальную вуаль утраты близкого человека.
Слегка выдающийся подбородок, округлый и изящ-ный словно обещал:
- Уважаемые господа, все в этом мире поддается слабостям, все изменчиво, но только не моя облада-тельница. Она может любить и ненавидеть, может проявлять мелкие слабости, иногда - быть чуть вуль-гарной. Но никогда и ни при каких обстоятельствах она не сдастся, никогда не предаст близких, скорее умрет. И даже перед самым моментом смерти не будет молить о пощаде, оставив за собой право выбора главных жизненных решений.
Труднее всего выразить свое восприятие глаз Светланы, свое осмысленное видение, совмещающее внешнее, привычное с интуитивными ощущениями от взгляда, точнее от того, во что превращается внутреннее переживание, оставленное нечаянным взглядом женщины. Иногда это был взгляд пристальный, изучающий, передающий какой-то внутренний смысл, быть может, не понятый ею самой. Такой взгляд не поддается отгадке. Его можно только принять и сохранить. Главное, пожалуй, сохранить для того, чтобы в будущем воспроизвести ярко, в подробностях, в сокрушающей силе. Повторить это многократно, безо всякой видимой цели. И получить такое удовлетворение, которого искал без-думно как важную жизненную цель.
Серо-голубые глаза Светланы обрамлены сверху густыми узкими бровями. Когда она откликалась на зов и поворачивала голову, возникало ощущение, что брови стремительно взлетают, унося вверх и глаза и все лицо в едином порыве.
Когда улыбалась забывчиво и раскрепощённо, от глаз к вискам устремлялись восхитительные морщинки, словно призывающие улыбнуться вместе с ней. В этих морщинках не угадывался бег прожитых лет, хотя за лучистой красотой и гармонией скрывалась тоска и скорбь по ушедшим близким, по счастью, ненадолго посетившим ее душу и оставившим удивительные, насыщенные всеми жизненными красками воспоминания. В этих глазах читались и благодарность жизни и реквием ушедшим, но не забытым, с особой силой звучащий, когда воспоминания приходят словно нежданные, но очень, очень желанные гости.
Стереотип «глаза - зеркало души» лишь в малой мере относится к Светлане. Ее глаза, когда вуаль печали уходит на какое-то время, могут выражать иронию, осуждение, одобрение, могут весело искриться какой-то радостью, но живя своей собственной жизнью, высвечивают одновременно большой внутренний мир, скорее - настоящую внутреннюю вселенную, несомненно прекрасную, насыщенную образами, одушевленную.
У Светланы высокий лоб, очерченный удивительно легкими и чистыми линиями. Волосы, зачесанные назад и стянутые в пышный узел, оттеняются изящной, с плавными закруглениями, границей от смуглой, слегка загорелой кожи. В этих линиях, в этих грациозных очертаниях присутствует что-то торжественное и таинственное одновременно. Это есть явление удивительной тайны бытия, ставящей гармонию в ранг почти религиозного поклонения.
Всмотревшись в чистые линии лба, в разлет глаз, в едва заметную горбинку носа, в удивительные губы, строгие и одновременно женственные линии подбород-ка, хотелось преклонить колени и сказать:
«Спасибо тебе, Господи, за одну только возмож-ность видеть и ощущать эту красоту и гармонию женщины, словно пройти очищение от скверны и ус-лышать рядом прекрасный гимн жизни…»
С последними словами все замерло. Казалось, время остановилось в ожидании чего-то необычного. И это не-обычное случилось: в полной тишине Светлана подошла к помосту, ступила, шагнула вверх, к Никите с какой-то необычной грацией, так подходят не к живому человеку, а к любимой картине, к скульптуре, созданной гениальным мастером.
В тишине был слышен каждый её шаг и легкий шелест простенького сиреневого платья, женщины улыбались, в их глазах звездочками вспыхивали чистые благодарные слезы. Наступившая тишина была настолько необычной, таинственной, что даже ветер перестал шелестеть и посвистывать в массивном флюгере, закрепленном на срединном ларьке.
Светлана прижалась к Никите всем телом, словно хо-тела слиться с ним, проникнуть в каждую его клеточку. Сказала негромко, но каждое слово, каждая интонация были услышаны даже стоящими в крайних рядах:
- Я переродилась, во мне проснулось желание жить! Спасибо тебе, Никита! Ты коснулся меня лучиком света, идущим прямо от твоего сердца! Я тебя люблю всего с твоими посланиями, с твоими смешными неловкими дви-жениями, с твоим смущением, когда ты краснеешь и стесняешься своей наивности и открытости.
Люблю твои словесные образы, ты так ярко, фантазируешь, ты создаешь несколькими фразами новые миры, способные жить своей жизнью.
Люблю твое умение находить самое сокровенное в женском сердце, способность усмирить ревность, раство-рить душевным теплом смертельную обиду.
Люблю твою душевную силу, крепкую, мужскую и в то же время нежную как прикосновение ветра к лепестку розы.
Я знаю, в тебе проснулась и расцвела удивительная способность создавать новые измерения любви и ты щедро отдаешь созданное всем, кто рядом.
Ты переродился и преображаешь всех вокруг.
Я тебя люблю, как и все созданное тобой…