ДМИТРИЙ АЯЦКОВ И АНАТОЛИЙ МЯКШЕВ: ИДЕОЛОГИЯ ПОБЕДЫ. КАК МАНИФЕСТ ПРЕВРАТИТЬ В ПОЛИТИКУ

В своё время советское общество легкомысленно отказалось от программы достижения социальной справедливости и равенства как конечной цели социалистического эксперимента. Вряд ли кто убедит нас в том, что причиной этой революционной трансформации общественного выбора в пользу западной потребительского модели человеческого существования стали геополитические «операции» американских гегемонистов либо предательство превратившейся в нуворишей советской элиты. Та лёгкость, стремительность и почти единодушие, с которыми советский социум распрощался с завоеваниями и достижениями в виде формирующегося в СССР социального государства, свидетельствовали, прежде всего, о непрофессионализме и некомпетентности советских идеологов. Речь в данном случае не идёт об идеологической «пятой колонне» Горбачёва-Яковлева.

Советские службы и ведомства, отвечавшие за общественные умы, сознание и настроения, увы, не смогли объективно оценить бурно разворачивающийся процесс перерастания классического капитализма с его гигантским производящим ресурсом и «государством благоденствия» в либерально-глобалистский проект, отвергавший, по сути, все достижения эпохи модерна во имя абсолютного господства кучки финансовых магнатов. Экономическая реформа 1965 г., позволявшая соединить формирующееся социальное государство с рыночными механизмами (по сути, попытка реализовать принцип «конвергенции») и, в конечном счёте, неизбежно «ведущая» к созданию потребительского общества в «советском» варианте, коммунистической идеологией была оценена как угроза социалистическим устоям. Неудивительно, что десятилетием позже советские идеологи и экономисты в обычном циклическом экономическом кризисе начала 1980-х гг. «усмотрели» его «системный» характер и «изначальную порочность административного планирования». Ценой идеологическому «просчёту» стали отказ от социализма и разрушение единого государства. И это при том, что вся оставшаяся и работающая сегодня экономика была в своё время создана в годы восьмой «золотой» пятилетки в ходе реализации «косыгинской» реформы: АвтоВАЗ, единая энергетическая система, газо- и нефтепроводы…

Вот уж с чем и нужно было расстаться, в первую очередь, советским идеологам, так это с убеждением, что всему голова – бытие, а сознание – вторично! Если они и читали книгу Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма», то невнимательно, не поняли главного посыла великого мыслителя – прежде капиталистической экономики возникла новая, протестантская, этика трудовых отношений, то есть идеология предпринимательства. Впрочем, неудавшийся «первый набег капитализма» в виде «реформ Ельцина-Гайдара» сразу же «отрезвил» советскую элиту, довольно легко и быстро «конвертировавшую» находившуюся в их руках власть на столь же быстро и легко поделенную собственность, создававшуюся трудом и героизмом целых советских поколений. В качестве новой и, как поначалу казалось, беспроигрышной, идеологии была «объявлена» … «безыдейность». Вряд ли кто из образованных «новоявленных» россиян (эффективность лучшей в мире советской системы образования как раз и подтверждалась всеобщим скепсисом по отношению к «теоретическому открытию» в виде рассуждений о «государстве без идеологии») сомневался в том, что под прикрытием «идеологического многообразия» скрывается тотальная пропаганда безнравственности, вседозволенности и индивидуализма. В геополитическом смысле все идеологии на постсоветском пространстве сводились к отказу от национального суверенитета в пользу различных вариантов «встраивания-пристраивания» к различным, кажущимся «успешными» по сравнению с советским, «глобальным» центрам влияния (США, Китаю, Турции). Коллективному Западу такому подарку было грех не воспользоваться.

Идеология «приобщения к цивилизованному миру» отвергала мировоззренческий фундамент, на котором строилась русская цивилизация и свершалась история российского государства. Проекты в духе «анти-Россия», во множестве реализовывавшиеся на постсоветском пространстве, всего лишь «укрепляли» исторический миф о свободолюбивых нациях-государствах, стремящихся во все периоды истории совместного проживания в Российской и советской империях «освободиться от русского экспансионизма». Историков, развивавших концепцию советской империи как реально существовавшего и развивавшегося феномена, уникального и неповторимого государственного института, сложноорганизованной этносоциальной системы, просто не замечали.

С горечью приходится констатировать, что представление об СССР как империи так и не стало частью политической риторики, даже после того как В. В. Путин в 2005 г. признал, что «крушение Советского Союза было крупнейшей геополитической катастрофой века». Вопреки представлениям о «естественности» и закономерности складывания такой образцовой самодостаточной системы, каковой безусловно являлась Российская-советская империя, в историческое сознание народов, веками входивших в это государственное образование, «вдалбливалось» химера о «процветании» и «национальном рае» народов вне границ России. А сами «исторические российские границы» в устах этих радетелей национального суверенитета были «сужены» до границ даже не Московского государства, а Московского княжества. Авторам приходилось неоднократно слышать «разговоры» о том, что их родина, Саратовский край, якобы случайно оказалась в Московском государстве XVI века, и что, если бы «агрессор» Иван Грозный не двинулся на юго-восток, быть саратовским землям частью Казанского ханства. Самое удивительное, что подобный абсурд оказался «применим» в рамках восторжествовавшей идеологии «невозврата к единству» и к украинцам, и к казахам, и к белорусам…

Именно эта идеология ответственна за «украинский вопрос». Фальсификация истории в рамках мифологии «борьбы с российско-советским империализмом» и в условиях ожесточения и углубления мировой гибридной войны привела к угрозе не только утраты исторических российских территорий и сужению Русского мира, но и к появлению сумасбродных претензий из Киева на исконно русские земли в сегодняшней РФ. Приуменьшать опасность таких настроений мы не склонны. Наоборот, игнорирование в политическом дискуссионном пространстве вопросов освоения Новороссии, роли русского староверческого населения в создании индустрии Донбасса, определения границ Украинской ССР, обстоятельств вопиющего беззакония вокруг передачи Крыма из состава РСФСР в состав УССР свидетельствует о нежелании сегодняшних элит актуализировать новые дискурсы и политические смыслы. Когнитивный диссонанс вызывает и устремления украинских элит, «рассуждающих» на «полном серьёзе» о национальном суверенитете, «освобождении от агрессивной России», но, по сути, превративших Украину в 51-й штат США. Удивительно, что либеральная общественность, с осуждением относящаяся к якобы распространившимся и нарастающим «антиамериканским» настроениям в России, напрочь «не замечает» утверждения американского гегемонизма на территориях исторического Русского мира. А что вы хотели от американской элиты, возникшей из людей, начисто лишенных патриотических чувств, покинувших некогда свою родину в поисках материального благополучия и осуществивших геноцид коренного народа?

Новое альтернативное мировоззрение, заявившее о себе со времени двух первых докладов 2013–2014 гг. «Стратегия «Большого рывка» и «Встать в полный рост» и представленное в сегодняшней «Идеологии Победы», на наш взгляд, является доказательством, во-первых, полной «исчерпанности» существующей идеологии «интеграции в Запад», во-вторых, несостоятельности общественного выбора рубежа 1980–1990-х гг. Формулы «Один Народ – Одна Судьба – Одна Победа» и «Совесть – Соборность – Будущее» претендуют на роль политического манифеста, выражающего настроения российских народов и способного при наличии политической воли российских элит стать политикой возрождения российской державы.

Модернизация экономики, подобная по темпам и масштабам сталинской индустриализации, в настоящее время невозможна по многим причинам, в том числе, и в связи с тотальным отчуждением основной массы населения от собственности, власти и, главное, выбора путей общественного развития, а также по причине утраты ясных цивилизационных перспектив российской интеллектуальной элитой. Думается, что создание новой экономики, перестройка политической системы, кадровая «ротация» от кланово-родственного принципа замещения управленческого слоя к созданию современного интеллектуального, делового, принципиального служивого сословия, сужение коррупционной среды – дело далёкого будущего. А восстановление статуса великой Державы, способной влиять и «разворачивать» мировые процессы, может начаться только с решения именно этих задач. Нет сомнения, что результатом реализации идеологии Победы должно стать появление Пятой, по «летоисчислению» А.А. Проханова, империи. Однако, на наш взгляд, в период утверждения в ранге государственной политики идеологии Победы, неслучайно совпавшим по времени с эпохой глобального столкновения цивилизаций, реальной общественной целью могло бы стать укрепление России в статусе регионального цивилизационного центра на постсоветском пространстве, прежде всего. Рассуждать об этом, на первый взгляд, казалось бы, наивно. Мол говорить об интеграции в момент, когда очередная бывшая союзная республика готовится стать членом НАТО, с политической точки зрения, безответственно! Но ведь и ответ прост: политика и идеология постсоветских элит исключала движение к Кремлю, но неизбежно вела к превращению бывших союзных советских республик в заморские штаты США. Чтобы остановить процесс «отчуждения и утраты» и вступить на путь единства, созидания, приобретения и развития, на наш взгляд, необходимо в кратчайшие исторические сроки решить две задачи, легитимизирующие новую идеологию Победы.

Первая и главная задача заключается в радикальном и не терпящим отлагательств изменении языковой политики в России. Прагматичные американцы для того, чтобы оторвать Украину от Русского мира, по сути, объявили вне закона язык, которым пользуется поголовно всё её население. К законам о языках, как эффективнейшем методе отказа от Центра, прибегли в период перестройки национал-экстремисты на западе СССР. Языковые процессы определяют масштабы сегодняшней дезинтеграции на постсоветском пространстве. К примеру, в Кыргызстане преимущественно языковая политика привела к тому, что в 2021 г. из 6 млн. 637 тысяч её жителей русских осталось всего 5,14%, русскоговорящих украинцев – 1,3%. Накануне войны в 1939 г. в Киргизской ССР доля русских среди миллиона 688 тысяч жителей составляла 19,2%, доля украинцев – 8,7%; в 1991 г. из 4 млн 422 тысяч жителей республики доля русских равнялась 21,53%, украинцев – 2,54%. Политика «изгнания» русского языка, идентичная политике «выдавливания» его носителей, может проводиться элементарными, но эффективными методами: достаточно создать обстановку «ненужности» этого языка титульным этносам. Ну скажите, зачем украинским элитам, стремящимся превратить «незалежну» в 51-й штат США, русский, а не английский язык?

Есть и обратный пример. Единство Беларуси и РФ, столь «ненавидимое» российскими либералами и американскими гегемонистами, зиждется на языковой общности: по итогам переписи 2019 г. в Беларуси белорусский язык родным языком назвали 5 094 928 человек, а русский родным языком – 3 983 765 жителей республики. По итогам опроса, 72% населения Беларуси предпочли бы прочитать русские тексты на языке оригинала. Да, есть и тревога по поводу языковой ситуации в Беларуси: уровень свободного владения одного из красивейших языков мира, белорусского, сегодня определяется в 35%. Но ведь для исправления подобной ситуации есть хорошо проверенный рецепт – развитие двуязычия.

Языковая политика в РФ, увы, в настоящее время, что-либо противопоставить стремительно нарастающему процессу сужения и оскудения языкового ареала Русского мира не может. Русский язык, объявленный государственным в РФ, под надуманными предлогами «ненужности, бесполезности, ограниченности» изгоняется из самых важных сфер жизнедеятельности общества. Ну скажите, пожалуйста, будет проводиться экономический форум на русском языке, если языком бизнеса уже стал английский язык? Будет писать русский учёный на русском языке научные работы, если эффективность его научных открытий и новаций «измеряется» по публикациям в международных базах данных Web of Science и Scopus, а не отечественным идентификатором РИНЦ? И вопрос главный: а если русский язык всё менее востребован в России, почему на остальном постсоветском пространстве ситуация должна быть иной? Можно ли считать «языковые патрули» в Казахстане нечто из ряда вон выходящим явлением, если столь легкомысленное отношение к русскому языку в самой России?

Русский язык и великая русская культура может спасти русский этнос. Актуализация новой идеологии без культурного и языкового «переворота» просто невозможна. Здесь необходима всего лишь политическая воля! Судя по категоричному предложению, исходящему от … Председателя Следственного комитета РФ, отменить ЕГЭ, тревога за происходящее в духовной сфере появилась и у части элит. Что делать? На конституционном уровне закрепить положение о русском языке как государственном во всем многообразии его существования (художественном, научном, просветительском, делопроизводственном сферах и т.д.). Сведение статуса русского языка как государственного до рационально-прагматического пагубно с цивилизационной точки зрения. Знание русского языка и русской культуры мигрантами, как обязательное условие для въезда в РФ, заставит вернуться к его изучению на постсоветских просторах и т.д.

Вторым фактором, сигнализирующем о признании властью новой идеологии Победы, должна стать широкая и многосторонняя политическая «реабилитация» национально-патриотического направления в современной российской историографии. Историческая наука, сыгравшая неоднозначную роль в идеологическом развенчании советско-социалистической альтернативы мирового исторического процесса, способна наполнить идеологию Победы неоспоримой аргументацией её основных конструктов. Для этого будет достаточно возродить основополагающие принципы истории: объективность, историзм, проблемность. Историческое сознание общества искажено в такой степени, что вполне реально говорить об утрате исторической памяти целыми поколениями россиян. Актуализация дискуссий профессиональных историков о времени Ивана Грозного может способствовать формированию общественных представлений о роли государственного единства в становлении цивилизационной специфики русской истории. Исследование процесса модернизации в эпоху Петра I и время Сталина заставит общество признать, что ни российская нация, ни советский народ вне контекста российско-советского имперства существовать не могут. Интенсифицируя научное исследование этапов развития российского государства, необходимо подвергнуть научному анализу историю государствообразующего русского этноса. Идеология Победы не утвердится в общественном сознании без знания о том, что советская армия в один из самых тяжелых периодов Великой Отечественной войны в начале 1943 г. на 70,2% была укомплектована русскими солдатами и офицерами. К этому времени русский этнос в составе населения СССР составлял 52%.